Игра небожителей, или Как я отдыхал Виктором Бишопом
Шрифт:
– Глеб Воленский, – представился я.
– Элиот. И моя жена Мирабелла.
– Очень приятно.
Мирабелла изящно протянула руку ладонью вниз, и я ее поцеловал, не касаясь губами. Я где-то читал, что именно так следует целовать даме руку.
– Сегодня чудесная погода, поэтому мы решили расположиться в саду, – сообщила Мирабелла с располагающей улыбкой.
– Вы правы. В такую погоду сидеть дома преступление.
– Проходите, располагайтесь. Наш дом в вашем распоряжении, – сказал Элиот, и они с Мирабеллой бросились
Я решил прибегнуть к методу обезьяны, а именно понаблюдать за народом, чтобы иметь хоть какое-то представление о том, как себя вести на подобных мероприятиях. Поэтому, взяв у официанта бокал с чем-то вкусным, я стал чуть в стороне от караванных путей.
– Вы – наш новый сосед? – услышал я приятный женский голос, спустя какое-то время.
Хозяйке голоса было немного за тридцать. Высокая, хорошенькая, с этакой стервозинкой в глазах.
– Глеб Воленский, – представился я.
– Аделаида.
– Очень приятно.
– Чем занимаетесь?
– Стою, пью, смотрю на людей, беседую с вами.
– А чем зарабатываете право на такое безделье?
– Наладкой прачечных автоматов.
– Ничего не понимаю в прачечных автоматах.
– Я тоже.
– Судя по вашему дому, ваше непонимание в отличие от моего хорошо окупается.
– Не жалуюсь.
– А чего здесь от всех прячетесь, словно вы – рояль в кустах?
– Это потому, что я чувствую себя этаким слоном в посудной лавке, – не стал лукавить я.
– А что так?
– Ну… здесь все такие манерные, а я не знаю, как прилично ковыряться в носу.
– А вы забавный.
– Надеюсь, в хорошем смысле слова?
– В забавном.
– А чем занимаетесь вы?
– Не распространяюсь о моих занятиях. Так я поддерживаю ореол загадочности, который, как говорят, мне к лицу. По крайней мере, способствует повышению интереса к моей персоне у окружающих. Кстати, если хотите, я могу преподать вам пару уроков хорошего тона.
– С удовольствием запишусь в ваши ученики.
– Но только не здесь. Здесь слишком людно.
– В таком случае, где пожелаете.
– Давайте у меня. Можно было бы и у тебя, но вставать после уроков и возвращаться домой…
– С удовольствием избавлю тебя от этой необходимости.
– Тогда поехали.
Она взяла меня под руку повела к своей машине.
– Наверно, мне надо предупредить водителя, – неуверенно произнес я.
– А отпрашиваться тебе у него не надо?
– Нет, конечно.
– Тогда забудь о нем, или ты предпочитаешь его общество?
– Конечно же нет.
Ее машиной был двухместный спортивный аэромобиль. Этакое идеальное сочетание удобства, изящества и роскоши. Она ловко подняла его вверх и рванула вперед с таким ускорением, что меня вжало в кресло.
– Ловко ты! – восхитился я.
– Предпочитаю рулить собственноручно.
– А я вообще не люблю рулить.
– Лишь бы хватило скорости и маневренности.
– Постараюсь не подвести.
– Если
– Конечно хочу.
Аделаида оказалась просто великолепной рассказчицей. В ее версии этикета было столько иронии и остроумных фраз, словно она читала написанный Шекспиром или Уайльдом текст.
– Приехали, – сказал она, лихо посадив машину прямо на лужайку возле милого, похожего на сказочный замок принцессы дома. Он был значительно меньше моего, без каких-либо намеков на жилище аристократов былых времен и без лишней помпезности. Он был шикарно простым, и эта его шикарная простота очаровывала на каждом шагу.
– Нравится? – спросила Аделаида, видя в моем взгляде восхищение не только ей.
– Очень, – признался я.
– Я сама его спроектировала. Как и дизайн ландшафта вокруг.
– У тебя талант.
– Я знаю, – без лишней скромности согласилась она.
Аделаида привела меня в небольшую по местным меркам комнату и, усадив на удобнейший диван, спросила.
– Какое вино предпочитаешь?
– То, какое предпочитаешь ты.
– Тогда вот это. Она принесла и поставила на стол рядом с диваном бутылку и 2 бокала. Затем она достала из миниатюрного холодильника тарелку с заплесневелым благородной плесенью сыром и виноград. Затем открыла бутылку и наполнила бокалы.
– Обожаю этот сыр с виноградом, – сказала она, кладя виноградину на ломтик сыра и отправляя в рот.
Я последовал ее примеру. Это сочетание оказалось довольно-таки вкусным, о чем я и сообщил Аделаиде.
– А ты не безнадежен, – ответила она.
– За что выпьем? – спросил я.
– Мы что, на собрании? – съязвила она.
– Предлагаешь не превращать пьянку в дебаты?
– Ты против?
Я был только за. Мы выпили, потом выпили еще. Вино было вкусным и каким-то шальным. Мне захотелось вдруг выкинуть что-нибудь этакое, как в юности или даже в детстве. Но вместо этого я впился губами в губы Аделаиды. В следующую минуту наша одежда уже беспорядочно валялась на полу, а Аделаида ловко скакала, сидя на мне, профессионально пришпоривая меня каблучками своих туфелек. Она обожала доминировать, о чем и дала мне понять уже в первые секунды матча. Я никогда не страдал мужскими комплексами, поэтому легко отдался на милость победительницы, о чем нисколько не пожалел.
Потом был сладкий, глубокий сон и уже ставшее традиционным пробуждение в объятиях усмирителя. На это раз я был свернут в бараний рог и положен лицом на холодный грязный пол. Мне было больно, холодно и нехорошо. Меня мутило, затекшее тело ныло, а сфинктер мочевого пузыря держался из последних сил. Короче говоря, пробуждение было настолько хреновым, что я от всей души выматерился. Ответом мне был писклявый собачий лай, – так обычно лают небольшие собачонки. Затем похожий на воронье карканье женский голос произнес, обращаясь к псине: