Игра Нептуна

Варгас Фред

– Я гонюсь за Трезубцем. Который совсем недавно жил недалеко от Шильтигема.

– Он умер! Он мертв! – закричал Данглар. Под встревоженным взглядом капитана Адамберг начал осторожно, по одной, складывать папки в портфельчик.

– Разве смерть может погубить дьявола, Данглар?

Он схватил свою куртку, махнул на прощанье здоровой рукой и ушел.

Данглар был убит. Он упал на стул и глотнул пива. Адамберг пропал, его поглотило безумие. Кнопки, официантка в баре, плакат и живой мертвец. Дело зашло гораздо дальше,

чем он думал. Комиссар пропал, погиб, унесен злым ветром.

Он спал всего несколько часов и опоздал на работу. На столе лежала записка от Адамберга: он уехал в Страсбург утренним поездом. Вернется завтра. Данглар подумал о майоре Трабельмане и понадеялся на его терпение.

Стоявший на дальнем конце платформы Страсбургского вокзала майор Трабельман был грубым крепышом с военной стрижкой. Лицо майора показалось Адамбергу жестким и веселым. Вряд ли такой человек согласится открыть дело по столь сомнительным документам. Трабельман пожал ему руку и безо всякой на то причины издал короткий смешок. Говорил он четко и громко.

– Боевая рана? – спросил он, кивнув на руку Адамберга.

– Задержание вышло суматошное, – подтвердил Адамберг.

– Сколько у вас их всего?

– Арестов?

– Шрамов.

– Четыре.

– А у меня семь. Не родился еще полицейский, который побьет меня по этому показателю. – Трабельман снова рассмеялся. – Детские воспоминания, комиссар?

Адамберг улыбнулся и кивнул на сумку:

– Все здесь. Вот только я не уверен, что они вам понравятся.

– Выслушать вас я все-таки могу, – ответил майор, открывая дверцу машины. – Я всегда любил сказки.

– Даже страшные?

– А разве бывают другие? – спросил Трабельман, трогаясь с места. – Волк в «Красной Шапочке», убийство детей в «Белоснежке», великан в «Мальчике-с-пальчик».

Он остановился на красный свет и снова хмыкнул.

– Убийства, повсюду убийства, – бросил он. – А Синяя Борода – отчаянный серийный убийца. Больше всего в этой сказочке мне всегда нравилось чертово несмываемое пятно крови на ключе. Его отмывали и счищали, а оно проступало как доказательство вины. Я часто о нем вспоминаю, когда упускаю преступника. Тогда я говорю себе: давай, малыш, беги, пятно вернется, и я тебя найду. У вас не так?

– История, которую я привез, чем-то похожа на сказку о Синей Бороде. В ней есть три пятна крови, их стирают, а они все время возвращаются. Но только для того, кто хочет их увидеть, как в сказках.

– Я должен проехать через Райхштет, забрать одного из моих бригадиров, так что нам придется покататься. Может, начнете рассказывать? Жил-был человек…

– Он жил один, в своих владениях, с двумя собаками, – сказал Адамберг.

– Хорошее начало, комиссар, мне нравится, – в четвертый раз хохотнул Трабельман.

Припарковавшись на маленькой стоянке Райхштета, майор заговорил серьезно:

– В

вашей истории много убедительного, не стану спорить. Но если молодую Винд убил ваш человек – я говорю «если», – получается, что он уже полвека гуляет по свету со своим трезубцем-трансформером. Отдаете себе в этом отчет? Сколько ему было лет, когда он начал, ваш судья – Синяя Борода? В младших классах?

Слова другие, но смысл возражений тот же.

– Да нет.

– Итак, комиссар, в каком году он родился?

– Не знаю, – решил уклониться Адамберг, – и мне ничего не известно о его семье.

– Получается, он далеко не мальчик, правда? Между семьюдесятью и восемьюдесятью, так?

– Да.

– Мне не стоит напоминать вам, какая нужна сила, чтобы нейтрализовать взрослого человека и убить его тремя ударами шила?

– Вилы увеличивают силу удара.

– Но потом убийца оттащил свою жертву и ее велосипед в поле, за десяток метров от дороги, причем ему пришлось миновать дренажную яму и взобраться на насыпь. Представляете, как тяжело тащить неподвижное тело? Элизабет Винд весила шестьдесят два килограмма.

– Когда я видел его в последний раз, он был немолод, но от него исходила сила. Это правда, Трабельман. Рост – метр восемьдесят пять, ощущение мощи и энергии.

– Вот именно – «ощущение», комиссар, – сказал Трабельман, открывая заднюю дверцу и коротко, по-военному, здороваясь с бригадиром. – И когда же это случилось?

– Мне было двадцать.

– Мне смешно это слышать, Адамберг, просто смешно. Я могу так к вам обращаться?

– Прошу вас.

– Мы поедем прямо в Шильтигем, минуя Страсбург. Тем хуже для собора. Полагаю, вы не сильно расстроитесь?

– Сегодня мне это безразлично.

– А мне – так и всегда. Древности меня не впечатляют. Я его раз сто видел, но не люблю.

– А что вы любите, Трабельман?

– Жену, детей, работу.

Как все просто.

– И сказки. Обожаю сказки.

Это уже сложнее, поправил себя Адамберг.

– Но сказки – это тоже древность, – заметил он. – Да, и подревнее вашего типа. Но продолжайте.

– Мы можем сначала заехать в морг?

– Хотите снять мерку? Почему бы и нет.

Адамберг заканчивал свой рассказ, когда они вошли в дверь института медико-судебной экспертизы.

– Что? – закричал Трабельман, застыв посреди холла. – Судья Фюльжанс? Вы рехнулись, комиссар?

– Почему? – спокойно спросил Адамберг. – Что в этом такого?

– Черт побери, да вы знаете, кто такой судья Фюльжанс? Какие уж тут сказки! Вы бы еще сказали, что огонь изрыгает не дракон, а прекрасный принц.

– Он красив, как принц, что не мешает ему изрыгать огонь.

– Вы понимаете, что несете, Адамберг? О процессах Фюльжанса написана книга. Далеко не каждый судья в стране удостаивается такой чести, правда? Он выдающийся юрист и справедливый человек.