Игра Нептуна
Шрифт:
– Но ничего не взял, – закончил капитан.
Данглар достал из внутреннего кармана три сложенных вчетверо листка.
– Я с ними не расставался, – сказал он, протягивая их Адамбергу.
Комиссар быстро просмотрел их. Как он и надеялся, Данглар изъял именно нужные документы! Капитан хранил их одиннадцать дней. Еще одно доказательство того, что он и не собирался сдавать его Лалиберте. Конечно, если не отослал в Квебек копии.
– На сей раз, Данглар, – сказал он, возвращая листки заместителю, – вы поняли меня через океан, по легкому намеку. Как же так
Данглар усмехнулся.
– Думаю, все зависит от того, о чем мы говорим.
– Почему вы храните эти листки при себе? – поинтересовался Адамберг после паузы.
– После вашего побега за мной плотно следят. Ведут от работы до дома, куда, как они надеются, вы явитесь, если сумеете скрыться. Кстати, они не ошиблись. Вот почему я привел вас в эту школу.
– Брезийон?
– Разумеется. Его люди по ордеру обыскали вашу квартиру, как только пришло сообщение от канадцев. У Брезийона приказ, он вне себя. Один из его комиссаров обвиняется в убийстве и ударился в бега. По договоренности с канадскими властями министерство обязалось арестовать вас, если вы вернетесь во Францию. Предупреждены все полицейские страны. К себе вы вернуться не можете. К Камилле тоже. Вас ждут по всем известным адресам.
Адамберг машинально гладил ребенка по голове, от чего тот засыпал еще крепче. Если бы Данглар предал его, то не потащил бы в эту школу, чтобы спасти от ареста.
– Простите мои подозрения, капитан.
– Логика – не ваш конек, только и всего. Не повторяйте ошибку в будущем.
– Я твержу вам это много лет.
– Дело не в логике как таковой, а в вашей логике. Вам есть где спрятаться? Ваш грим скоро придет в полную негодность.
– Я думал о старой Клементине.
– Отлично, – одобрил Данглар. – Им такое и в голову не придет, вам там будет спокойно.
– Ну да, как в тюрьме.
– Понимаю. Я уже неделю только об этом и думаю.
– Данглар, вы уверены, что мой замок не был взломан?
– Уверен. У посетителя был ключ. Это кто-то из наших.
– Год назад из всей команды я знал только вас.
– Но, возможно, один из них знал вас, капитан. Вы не одного человека засадили. Кто-то из родственников мог решиться на месть. И подстроил все это, используя старое дело.
– Кто мог знать историю с Трезубцем?
– Все, кто видел, как вы поехали в Страсбург.
Адамберг покачал головой.
– Установить связь между Шильтигемом и судьей невозможно, – сказал он. – Без моей помощи, во всяком случае. Сделать это самостоятельно мог один-единственный человек. Он.
– Полагаете, ваш живой мертвец мог явиться в контору? Взял ваши ключи, копался в папках, выясняя, что вы поняли в Шильтигеме? Привидению ключи не нужны, он проходит сквозь стены.
– Справедливо.
– Раз вы согласны, давайте договоримся насчет Трезубца. Зовите его судьей или Фюльжансом, если хотите, и позвольте мне называть его Учеником. Человеком из плоти и крови, который взялся довести до конца дело покойного судьи. Если мы договоримся, это избавит нас
– Так показалось Ретанкур. Это важно?
– Мне он очень нравился. Увалень и тугодум, но симпатичный. Я хотел бы знать его мнение. А как вам Ретанкур?
– Сногсшибательно!
– Хотел бы я провести с ней ближний бой, – добавил Данглар со вздохом искреннего сожаления.
– Не думаю, что с вашими габаритами у нее бы получилось. Опыт потрясающий, Данглар, но даже ради такого убивать не стоит.
Голос Адамберга зазвучал глуше. Мужчины медленно направились в глубину комнаты, Данглар решил выпустить комиссара через гараж. Адамберг все еще нес на руках уснувшего мальчика. Оба знали, что он уходит в бесконечный туннель.
– Не спускайтесь в метро, не садитесь в автобус, – посоветовал Данглар. – Идите пешком.
– Данглар, кто мог знать, что двадцать шестого октября мне отшибло память? Кроме вас?
Его заместитель размышлял, звеня монетками в кармане.
– Кто-то один, – объявил он наконец. – Тот, кто заставил вас ее потерять.
– Логично.
– Мне тоже так кажется.
– Кто, Данглар?
– Один из восьми ездивших с нами сотрудников. Исключаем вас, меня, Ретанкур – остаются пятеро: Жюстен, Вуазне, Фруасси, Эсталер, Ноэль. Он или она, тот, кто копался в ваших досье.
– А что насчет Ученика?
– Пока ничего. Пока я размышляю над более конкретными проблемами.
– О чем именно?
– Например, о том состоянии, в котором вы находились вечером двадцать шестого. Меня беспокоят симптомы. Очень беспокоят. Ватные ноги не укладываются в схему.
– Вы же знаете, я был пьян как сапожник.
– Вот именно. А принимали вы тогда какие-нибудь лекарства? Успокоительное?
– Нет, Данглар. В моем случае успокоительные противопоказаны.
– Верно. Но ноги вас не держали, так?
– Да. – Адамберг был удивлен. – Они меня просто не несли.
– Но только после столкновения с веткой? Вы ведь именно так описали мне свое состояние? Все точно?
– Да. И что с того?
– Меня это смущает. А на следующий день у вас ничего не болело? Вы не обнаружили на теле ни синяков, ни ушибов?
– Болел лоб, болела голова, болел живот. Что не так с моими ногами?
– В моих логических рассуждениях отсутствует одно звено. Ладно, забудьте.
– Капитан, вы можете одолжить мне вашу отмычку?
Данглар помедлил несколько секунд, но потом все-таки достал инструмент и опустил его в нагрудный карман пиджака Адамберга.
– Не рискуйте. И возьмите вот это. – Он протянул комиссару пачку банкнот. – Ни в коем случае не снимайте деньги в банкомате.
– Спасибо, Данглар.
– Не хотите отдать мне ребенка?
– Простите… – Адамберг протянул ему малыша.
Они стали прощаться. Слово «до свидания» звучит неприлично, если не знаешь, встретишься ты снова с человеком или нет. Банальное слово, каждодневное слово, думал Адамберг, уходя в ночь, недоступное для него отныне слово.