Игра по правилам
Шрифт:
Далее следовало длинное перечисление дней и дат, как казалось, безо всякой закономерности: понедельник, 30 января, среда, 8 марта... Озадаченный, я смотрел, как перечисление продолжалось, и отметил лишь то, что это были понедельники, вторники и среды с промежутком в пять-шесть недель, иногда меньше, иногда больше. Все это заканчивалось за пять недель до его смерти, а началось... «Это началось, — безотносительно подумал я, — четыре года назад». Четыре года назад: тогда он впервые встретил Клариссу.
Мне стало невыносимо грустно. Гревил полюбил женщину, которая никогда не бросит ради него свой дом,
В разделе «Расписание», к которому я перешел, содержались прежде не фигурировавшие деловые встречи, включая день доставки бриллиантов к нему домой. На день его смерти были запланированы две встречи: первая — «Ипсуич. Гостиница „Оруэл“, П. 15.30», и вторая — «Встретить „Конингин Бит-рикс“ в 18.30, Харидж». На следующий за тем понедельник он наметил: "Встреча с К., Кингз-Кросс, 12.10, обед в «Луиджиз».
Встреча с К, на Кингз-Кросс... Он не пришел, и она позвонила ему домой, и автоответчик записал ее просьбу, а где-то днем она позвонила к нему на работу. Бедная Кларисса. В понедельник вечером автоответчик записал ее вторую, еще более отчаянную просьбу позвонить ей, а во вторник она узнала о его смерти.
Принтер с урчанием выдал новую информацию, относившуюся к прошлой субботе: «К, и Дазн Роузез в Йорке! Поехать? Неразумно. Трансляция ТВ».
Принтер остановился, как жизнь Гревила. Больше никаких встреч не значилось.
Я приступил к распечатке телефонного справочника «личных», «деловых» и «зарубежных» контактов. Среди «личных» был лишь «Найтвуд». В «деловых» — ничего, что же касается «зарубежных деловых контактов», то я, раскрыв от удивления глаза, наблюдал, как появились пять телефонов и адресов в Антверпене. Один был ван Экерена, второй — Ги Серви, остальные три были мне незнакомы. У меня чуть не перехватило дыхание от радости, мне не верилось, что Гревил мог ввести их просто так.
«Расходами» я занялся в последнюю очередь, поскольку это было самым сложным и ничего не обещающим. Однако первая же появившаяся запись была как гром среди ясного неба:
"Антверпен сообщает, 5 из первой партии необработанных оказались CZ.
Не хочу верить.
Бесконечно грустно.
В первую очередь.
Договориться о встрече. Ипсуич?
Вопрос открыт. Проклятье!"
Мне бы хотелось, чтобы он оказался более откровенным, более информативным, но, похоже, он не видел в этом нужды. Поразительно, что Гревил и так много написал. Видимо, его потрясение было настолько велико, что он просто не мог сдержаться. Последующая информация не содержала никаких комментариев и представляла собой лишь краткое перечисление расходов за услуги фирмы под названием «Евро-Секуро» и номер телефона. Примерно на этом месте кончилась бумага. Я высветил всю оставшуюся информацию на экране и бегло просмотрел ее, но там больше не оказалось ничего выдающегося.
Я выключил обе машинки и перечитал все, что было написано
Звонить в Антверпен нужно было с телефона компании «Саксони Фрэнклин», чтобы они могли в целях предосторожности перепроверить звонок. Я бы предпочел более конфиденциальное место, чем кабинет Гревила, но это было нереально. И в это утро я сразу же спросил у Аннет, не было ли у моего брата какого-нибудь приспособления, предупреждавшего о том, что кто-то слушает телефонный разговор по параллельному аппарату. Все телефоны в офисе были взаимосвязаны.
— Нет, не было, — ответила она с обеспокоенным видом.
— Как же он этого не предусмотрел! — воскликнул я.
— Вы намекаете на то, что мы подслушивали?
— Не вы, — поспешил заверить я, видя ее возмущение подобным предположением. — Однако вы правы. Я думаю, такое случалось. И сегодня утром я должен быть уверен, что меня никто не подслушивает. Так, может быть, вам стоит всем вместе отправиться на склад и спеть там «Правь, Британия», пока я буду говорить по телефону?
С юмором у Аннет было плоховато. Мне пришлось объяснить ей, что не стоило понимать сказанное мной буквально. Она обиженно согласилась, когда мне понадобится, обойти параллельные аппараты, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.
Я поинтересовался у нее, почему у Гревила не было вообще личного телефона. И услышал в ответ, что такой в свое время был, но сейчас они использовали эту линию для факса.
— Когда он хотел поговорить конфиденциально, он спускался во двор и звонил из своей машины, — добавила она.
Там, вероятно, он мог чувствовать себя в безопасности от людей с чувствительными подслушивающими устройствами, если он подозревал, что кто-то ими пользовался. Гревил, несомненно, знал о предательстве.
Закрыв двери, я сел за стол Гревила и поискал три неизвестных мне антверпенских имени, выданные «Чародеем», в длинном списке, предоставленном Джун, и обнаружил, что все три там значились.
Звонки по первым двум номерам не дали никаких результатов. Позвонив по третьему номеру и объяснив, кто я такой, я услышал уже знакомый ответ: сверимся с картотекой и перезвоним. Они перезвонили, но аморфный голос на дальнем конце провода был осторожен до предела.
— Мы, представители компании «Маартен-Панье», не можем ничего обсуждать с вами, месье, — сказал он. — Месье Фрэнклин особо подчеркнул, чтобы мы не вступали в переговоры ни с кем из его офиса, кроме него самого.
— Мой брат умер, — сказал я.
— Мы не можем верить вам на слово, месье. Ваш брат просил нас быть осмотрительными, имея в виду попытки получить информацию о его делах, и мы не имеем права их обсуждать.
— В таком случае не могли бы вы позвонить его адвокатам, удостовериться в том, что он умер и что теперь его делами занимаюсь я?
После небольшой паузы голос сдержанно ответил:
— Хорошо, месье, сообщите нам имена его адвокатов.
Я сообщил, и началось долгое ожидание, в течение которого позвонили три клиента с длинными заказами; я их записал, опасаясь по рассеянности что-нибудь перепутать.