Игра против всех. Три дня в Дагезане
Шрифт:
— Какой он носит головной убор?
— Кепку.
Мазин постарался успокоиться.
— Меня интересует человек, который водит машину.
— Машины у Мишки нет, у него мотороллер.
— Мотороллер?
«Так почему бы ему не сесть на водительское место?»
— Что представляет собой Васин?
— Бабник, — ответила Лена лаконично.
— Он не женат?
— Зачем ему жена? Дурочек ищет.
— Он и к вам приставал?
— А то как же! Никого не упустит.
—
— Мы с Вадимом встречались, а Мишка знал и приставал. Друг называется…
— Вы говорили об этом Зайцеву?
— Нет. Противно было. Думаете, он соучастник? Игорь развел руками:
— Вы и за него вступитесь?
— Я за справедливость.
— Я тоже. Поэтому и вынужден проверять каждую версию.
— Хороши ж ваши версии! — сказала Лена излишне жестко. — Тот дурак, что прислал анонимное письмо, — тоже версия?
«Вот еще белое пятно! — вспомнил Игорь. — За последними сенсациями о нем почти забыли».
— Почему — дурак? Скорее подлец.
— Дурак самый настоящий. Знаю я его.
— Знаете?
— А ему ничего не будет?
Игорь удивился рт души.
— Леночка, помилосердствуйте!
— Он по глупости. Мальчишка еще.
— Да кто же это?
— Женька Коломийцев. Сын нашего соседа по клетке. Он видел, как я выходила из дому. Я еще помню, на остановке стояла с чемоданом, а Женька подходит: «Ленка, куда едешь?» — «Куда надо, туда и еду». Хулиганистый мальчишка. Схватил чемодан. «Ой, какой тяжелый, — рожу состроил, — не поднять!» Я его турнула как следует, он и побежал.
Мазин вспомнил слова «тижолый чимодан».
— Сколько ему лет?
— Женьке? Четырнадцать. Из озорства все наделал. И из воображения. Возомнил себя сыщиком.
— Это вы предполагаете?
— Почему? Я письмо от него получила.
Она достала из сумочки листок бумаги. На листке не искаженным, а вполне естественным, подростковым почерком было написано:
«Лена!
Милицию не бойся. Если будут тебя обвинять, что они знают, как ты выходила из дому с чемоданом, скажи, что это мальчишки над ними пошутили.
Твой друг».
— Оставьте письмо, — попросил Мазин.
Лена быстро протянула руку и выхватила листок:
— Не нужно. Это я так сказала. Чтоб вы не путались. А наказывать Женьку не нужно. Он понял, что сглупил. Раскаивается.
— Выпороть бы его!
Но думал он о другом.
— Скажите, Лена, Зайцев никогда не говорил о том, что он тяжело болен?
— Нет! Чем он болел? Я ничего не знала.
Игорь не стал вдаваться в подробности.
— Не могу сказать, потому что не уверен. Кланяйтесь Елене Степановне.
Закрыв за ней дверь, Мазин вернулся к столу и сел. Ему пришла в голову
Между тем Сосновский пытался продвинуться в другом направлении. Он расхаживал по кабинету, заложив руки в карманы брюк, и хотя края его кителя некрасиво топорщились, Бобу казалось, что в самой этой небрежности есть нечто значительное, производящее впечатление. Маленькая Гаджиева, приткнувшись на стуле, выглядела по сравнению с ним еще меньше, и Борис, посматривая на нее сверху вниз, говорил внушительно, не прекращая движения из угла в угол:
— Не думал я, Фатима Ахметовна, что нам придется встретиться в официальной обстановке… Отношения наши развивались вроде бы нормально. И вдруг такой пассаж! А? Что скажете?
Фатима не говорила ничего. Во–первых, ей было непонятно слово «пассаж», а главное, она никак не могла сообразить, чего добивается этот энергичный молодой человек.
— Молчите?
— Не знаю даже, что сказать. Я правду говорила.
— Правду? — переспросил Боб весело, но без насмешки. — Неужели? А может, забыли что–нибудь, а?
Он остановился и посмотрел на Гаджиеву пристально, меняя выражение лица постепенно, пока оно не стало строгим.
— Нехорошо, Фатима Ахметовна. Мы не любим людей нечестных. О махинациях на скачках знаете?
— Какие махинации? Не знаю я махинации.
— Вот как? — Борис подошел к столу. — Значит, правду сказать не хотите? Тогда пеняйте на себя. Вам придется отвечать за соучастие в убийстве.
— Убийство? С ума сошел!
Гаджиева подскочила на стуле, будто ее подбросило пружиной.
— Сядьте, Фатима Ахметовна. Успокойтесь и расскажите все по порядку. Суд может учесть чистосердечное признание.
Фатима заплакала:
— Да что это, господи, не убивала я никого…
— Я не говорю, что вы убили. Зато ваш брат…
— Брат?
— Да, ваш брат. А сообщили ему, что деньги у Зайцева, вы!
Сосновский налил в стакан воды:
— Выпейте, приведите себя в порядок и расскажите.
Затихнув немного, она вытерла слезы желтой сухой рукой и спросила:
— Что говорить?
— Вот, это другое дело, — усмехнулся Боб. — Все говорите без утайки. Во–первых, откуда вам стало известно, что Зайцев похитил деньги из сейфа?
— Как — откуда? Сам сказал.
— Я?!
— Кто еще! Приходил и говорил, что деньги кто–то украл. Значит, Вадька, раз к нему приходил.
Сосновский немного смутился:
— Существа дела это не меняет. Не важно, откуда вы узнали, важно, как вы распорядились полученными сведениями. Вы сообщили о деньгах брату…