Игра против всех. Три дня в Дагезане
Шрифт:
— А ваш приятель всегда такой бука? — спросила блондинка через стол Бориса.
Мазин понял, что ведет себя не лучшим образом. Он хотел сказать что–то, но тут профессор постучал вилкой по бокалу и приподнялся.
— Тише, тише! — крикнула Юля. — Папа приготовил спич!
— Да, я прошу вашего внимания, — услышал Мазин и увидел, как шевелятся тонкие, бескровные губы Филина.
Он не смог ничего разобрать, понял только, что речь идет о молодых, которые должны быть счастливы, а старики постарались, чтобы молодые
— Я буду рад, если вы присоединитесь к моему тосту… и отпустите старика на покой. Мне бы не хотелось быть помехой вашему веселью.
Гости подняли бокалы, зазвенели ими, уверяя профессора, что он должен обязательно остаться, а Филин уже выбирался из–за стола.
Потом еще пили, но Игорь не прикоснулся к бокалу и только вымученно улыбался на довольно вульгарные шутки блондинки. Наконец громыхнула музыка, и все пошли танцевать. Соседка ждала, что Мазин пригласит ее, но он не пригласил, а, подчиняясь все той же силе, что вела его весь этот вечер, вышел в коридор. Блондинка решила, что он направился в туалет, и проводила Игоря насмешливо–сочувствующим взглядом.
— Можно к вам? — постучал он, и дверь перед ним отворилась.
Филин уже снял пиджак и галстук.
— Прошу.
Кабинет оказался большим, и все в нем было большое, несовременное — стол с бронзовым чернильным прибором, высокие, под потолок, тяжелые шкафы с книгами в потемневших нарядных переплетах, кожаные кресла, глубокие, удобные, неожиданная модель парусника со сложной оснасткой и блестящим медным якорем.
— Вы предпочли меня молодежи?
— Может быть, я помешал? — спросил Мазин, прекрасно понимая, что говорит совсем не то.
— Что вы! Сегодня у меня день нерабочий. Я ушел, чтобы не смущать молодежь… и просто отдыхаю. Присаживайтесь.
— Спасибо.
Мазин опустился в кресло, и оно поглотило его, охватив мягко, заботливо. Это не понравилось Игорю. Он выпрямился.
— Итак, вас можно поздравить с успехом?
«О чем это он?» — не понял Игорь.
— Васин сознался, по слухам.
— В убийстве Васин не сознался. Он признал только, что ехал вместе с Зайцевым в вашей машине. Это пока все.
— Но для вас, кажется, достаточно?
— Нет.
Осунувшееся лицо Филина напряглось.
— Странно. Борис Михайлович информировал меня, что дело решено.
— Да, ему так кажется.
— А вам?
— Мне нет.
— Вы делились своими сомнениями?
«Если я поделюсь тем, что думаю, меня сочтут сумасшедшим, — хотел сказать Мазин. — Или я в самом деле сумасшедший?» Игорь поднял глаза и посмотрел на профессора. Он увидел отчаяние и надежду, наверно, так смотрят больные раком, те, которые знают.
— Собираюсь.
— С кем же вы собираетесь поделиться своими сомнениями? — спросил Филин механическим, скрипящим,
— С вами.
— Удивительно. Я ведь не имею никакого отношения к милиции.
— С вами, — повторил Мазин.
— Но почему?
— Ведь это вы.
— Что я?
— Вы убили.
— Вы сумасшедший.
Мазин глубоко вздохнул. Огромная тяжесть свалилась с него.
Теперь он знал точно, что не ошибся.
— Да какое вы имеете право…
Последние слова, как и «вы сумасшедший», были произнесены шепотом, почти шепотом. Филин встал.
«Сейчас он выгонит меня».
Но тот подошел к закрытому шкафу и отпер его. На полке стояли какие–то пузырьки. Профессор накапал из одного в рюмку, однако не выпил, а поставил рюмку на стол.
Из–за стены слышалась музыка, смех.
Профессор сел:
— Знаете, я постараюсь вас понять… молодость, увлечение пинкертоновщиной… Я никому не скажу. А сейчас уйдите. Я устал.
Игорь не шевельнулся.
— Чего вы дожидаетесь?
— Как это началось? Тогда, во время войны… Что вы сделали? Остальное… с Живых… Зайцевым… я представляю, в основном. Но с чего это началось?
— Вы, однако, наглец, — проговорил Филин с трудом. Он употреблял все те слова, которые следовало произносить в его положении, но говорил их через силу, словно отрабатывая неизбежное и ненужное уже, бесполезное.
— Что знал Живых? Что он узнал о вас от Кранца?
— Не ловите меня. Вы ничего не знаете! Я не желаю с вами разговаривать. Вы обязаны доказать свои обвинения. Свои фантастические, бредовые домыслы!
— Зачем? Вы и ток знаете, что не можете спастись.
— За каким же чертом вы пришли?
— Чтобы убедиться окончательно.
— И убедились?
— Да.
Филин провел рукой по лбу и посмотрел на рюмку с лекарством:
— Что вы хотели узнать у меня?
— Как это началось.
— Ну что ж… Если вы так любопытны… — По губам его пробежало что–то вроде усмешки. Филин потянулся к шкафу. Наверно, это был не простой шкаф, а сейф, потому что внутри его оказалась еще одна маленькая дверца. Профессор открыл ее небольшим ключиком и достал из потайного отделения тетрадку или что–то вроде большого блокнота в толстой обложке. Он подержал блокнот с минуту в руках и вдруг резко протянул его Мазину:
— Здесь все написано.
Мазин открыл блокнот.
— Прочитайте дома. Вам наверняка выдадут ордер на мой арест. Без волокиты, — пошутил Филин мрачно. — И уйдите. Вы же понимаете, что в шестьдесят лет далеко не сбежишь.
— Теперь я уже не могу уйти. У меня в руках доказательства.
— Что ж… Жаль Юлю. Ей будет трудно без меня.
— Да, — согласился Игорь.
— А мне, пожалуй, легче. Я всегда был несовместим с этим обществом. Впрочем, философствовать поздно. Что вы собираетесь делать?