Игра против всех
Шрифт:
— Что вы! Сегодня у меня день нерабочий. Я ушел, чтобы не смущать молодежь… и просто отдыхаю. Присаживайтесь.
— Спасибо.
Мазин опустился в кресло, и оно поглотило его, охватив мягко, заботливо. Это не понравилось Игорю. Он выпрямился.
— Итак, вас можно поздравить с успехом?
«О чем это он?» — не понял Игорь.
— Васин сознался, по слухам.
— В убийстве Васин не сознался. Он признал только, что ехал вместе с Зайцевым в вашей машине. Это пока все.
— Но для
— Нет.
Осунувшееся лицо Филина напряглось.
— Странно. Борис Михайлович информировал меня, что дело решено.
— Да, ему так кажется.
— А вам?
— Мне нет.
— Вы делились своими сомнениями?
«Если я поделюсь тем, что думаю, меня сочтут сумасшедшим, — хотел сказать Мазин. — Или я в самом деле сумасшедший?» Игорь поднял глаза и посмотрел на профессора. Он увидел отчаяние и надежду, наверно, так смотрят больные раком, те, которые знают.
— Собираюсь.
— С кем же вы собираетесь поделиться своими сомнениями? — спросил Филин механическим, скрипящим, незнакомым Игорю голосом.
— С вами.
— Удивительно. Я ведь не имею никакого отношения к милиции.
— С вами, — повторил Мазин.
— Но почему?
— Ведь это вы.
— Что я?
— Вы убили.
— Вы сумасшедший.
Мазин глубоко вздохнул. Огромная тяжесть свалилась с него.
Теперь он знал точно, что не ошибся.
— Да какое вы имеете право…
Последние слова, как и «вы сумасшедший», были произнесены шепотом, почти шепотом. Филин встал.
«Сейчас он выгонит меня».
Но тот подошел к закрытому шкафу и отпер его. На полке стояли какие-то пузырьки. Профессор накапал из одного в рюмку, однако не выпил, а поставил рюмку на стол.
Из-за стены слышалась музыка, смех.
Профессор сел:
— Знаете, я постараюсь вас понять… молодость, увлечение пинкертоновщиной… Я никому не скажу. А сейчас уйдите. Я устал.
Игорь не шевельнулся.
— Чего вы дожидаетесь?
— Как это началось? Тогда, во время войны… Что вы сделали? Остальное… с Живых… Зайцевым… я представляю, в основном. Но с чего это началось?
— Вы, однако, наглец, — проговорил Филин с трудом. Он употреблял все те слова, которые следовало произносить в его положении, но говорил их через силу, словно отрабатывая неизбежное и ненужное уже, бесполезное.
— Что знал Живых? Что он узнал о вас от Кранца?
— Не ловите меня. Вы ничего не знаете! Я не желаю с вами разговаривать. Вы обязаны доказать свои обвинения. Свои фантастические, бредовые домыслы!
— Зачем? Вы и ток знаете, что не можете спастись.
— За каким же чертом вы пришли?
— Чтобы убедиться окончательно.
— И убедились?
— Да.
Филин провел рукой по лбу и посмотрел на рюмку
— Что вы хотели узнать у меня?
— Как это началось.
— Ну что ж… Если вы так любопытны… — По губам его пробежало что-то вроде усмешки. Филин потянулся к шкафу. Наверно, это был не простой шкаф, а сейф, потому что внутри его оказалась еще одна маленькая дверца. Профессор открыл ее небольшим ключиком и достал из потайного отделения тетрадку или что-то вроде большого блокнота в толстой обложке. Он подержал блокнот с минуту в руках и вдруг резко протянул его Мазину:
— Здесь все написано.
Мазин открыл блокнот.
— Прочитайте дома. Вам наверняка выдадут ордер на мой арест. Без волокиты, — пошутил Филин мрачно. — И уйдите. Вы же понимаете, что в шестьдесят лет далеко не сбежишь.
— Теперь я уже не могу уйти. У меня в руках доказательства.
— Что ж… Жаль Юлю. Ей будет трудно без меня.
— Да, — согласился Игорь.
— А мне, пожалуй, легче. Я всегда был несовместим с этим обществом. Впрочем, философствовать поздно. Что вы собираетесь делать?
— Я позвоню Петру Даниловичу.
— Может быть, подождем, пока разойдутся гости?
— Хорошо.
— Благодарю. Вы весьма приятный молодой человек. И поступаете благородно, что, собственно, непозволительно в вашей профессии.
Прошло еще несколько минут молчания. За стеной музыка веселила гостей. Сидеть было невыносимо, и Игорь жалел, что согласился ждать. Филин заговорил первым.
— Неужели это вы все… сами? Догадались…
Мазин покачал головой:
— Если б не ваша ошибка…
— В чем? — спросил Филин быстро, как будто ошибку еще можно было исправить.
— Вы сказали, что Зайцев — эпилептик.
— Разве это не так?
— Так. Но Евдокия Тимофеевна не знала об этом, а вы сказали, что узнали о болезни Зайцева от нее.
— Не знала?
— Никто не знал. Даже сам Зайцев сомневался.
— Вот что-о… — протянул профессор. — Элементарная ошибка. Другой бы ее не заметил. Вы намного сообразительнее своего друга, который так глупо утащил рюмку.
— Может быть, Борис поступил не так уж глупо. Он напугал вас, и вы стали нервничать.
— Я еще раз ошибся?
— Не знаю, как это назвать… По-моему, вам не стоило брать деньги. Если б мы нашли их в машине, в самоубийстве Зайцева сомневаться бы не пришлось. Однако вы нервничали и не поняли, что жадность…
— Жадность? Ну, нет! — Филин прервал Мазина энергично, казалось, что этот упрек задел его сильнее всего. — Невезенье! Денег я, разумеется, не взял. Они остались в чемоданчике. Мне не повезло. Дверца машины не захлопнулась, и он выскочил, когда она накренилась.
— Значит, деньги в яме?