Игра с огнем
Шрифт:
Несмотря на то, что я не подавал виду, во время турнира я то и дело начинал сходить с ума. Я понимал, что Слэц со своими любимцами пойдёт в огонь и воду, и постоянно выпускал их на лёд. А мне так хотелось играть. Но порой, когда оказываешься в такой команде, своё самомнение надо запихнуть куда подальше. И когда дают шанс, надо выжимать из себя максимум в каждой смене.
Каждый раз, когда я играл за сборную Канады, я был счастлив находится в компании людей, которые знали, как надо побеждать. После того турнира я фактически стал основным игроком сборной. Будь то чемпионат мира или Олимпиада, руководители
Игра в матче со шведами шла, как на качелях. Как раз такой хоккей я и люблю. Счёт по броскам был 43:43. Да и "силовухи" было навалом. Помню, Линдрос укладывал на лёд одного соперника за другим. Линдроса в плане "физики" вообще никто превзойти не мог, это было нечто! Видели когда-нибудь ручной динамометр? В хоккей его используют для измерения ряда параметров в системе SPARQ (speed, power, agility, reaction, quickness - англ. скорость, сила, ловкость, реакция, резкость, прим. АО). Ты проходишь тест по каждой из этих категорий и результаты показывают, где тебе надо прибавить.
Так вот я помню в 1991-м году ещё до драфта 18-летний Лидрос подошёл к этому динамометру. Результат измерялся в килограммах. Отличным показателем для мужчины считалось 64кг. Он выдал 80. Вторым был Скотт Стивенс с 60кг, а я набрал 25кг.
По иронии судьбы в сезоне 1999-00, когда Стивенс был капитаном "Нью-Джерси", он применил сокрушительный силовой приём против Линдроса на синей линии, после чего тот заработал своё шестое сотрясение мозга. Сотрясение мозга вообще случается тогда, когда голова делает такое резкое движение, что мозг приходит в движение внутри черепа. Это может сказаться на зрении, чувстве равновесия и энергии. Крайне неприятная штука. Ведь так можно вывести из строя даже такого здоровяка, как Линдрос. Тут так просто в кровати не отлежишься.
Это сотрясение выбило Линдроса из плей-офф Кубка Стэнли, а потом ему ещё и весь следующий сезон пришлось пропустить. Хочу вам сказать, что Линдрос был отменным "быком" в коньках. У меня, кстати, есть теория, почему он так часто получал травмы. В детстве он был таким техничным и таким здоровым, что когда он опускал голову вниз, от него все просто отскакивали, как от стены.
Но в НХЛ-то играют не менее мастеровитые ребята. И вот 7-го марта 1998-го года он пошёл в атаку с опущенной головой, Дарюс Каспарайтис увидел его и убил нах**. После этого он стал более осторожным. И при этом всё равно не бросил свою привычку - всё так же и катался с опущенной головой. Я так и не понял этого. При моих габаритах кататься с опущенной головой было просто нельзя - иначе убьют.
На Кубке Мира 1996-го года было очень много потрясающих вратарей, но Швеция, Канада и США были лидерами на этом фронте. У шведов был Томми Сало, у нас был Кёртис Джозеф, а у американцев - Майк Рихтер, который вообще был с другой планеты. Рихтер заявил о себе во весь голос в финальной серии Кубка Стэнли 1994-го года, когда на последних минутах седьмого матча он в одиночку сражался с "Ванкувером".
По окончании основного времени матча со шведами на табло горело 2:2, и дело дошло до второго овертайма. На последних секундах мы уже играли на отбой, а Кёртис Джозеф три раза подряд вытащил "мёртвые" шайбы.
Пол Коффи,
Она оказалась у меня на крюке, и я бросил. Причём, бросил-то слабо - даже стекло бы не разбил. В этот момент Брендан Шенахен вылез на пятак и мастерски загородил обзор Сало. Шайба попала ему в клюшку, перепрыгнула её и закатилась в ворота. За воротами мы все буднично поздравили друг друга, но когда я подъехал к скамейке, все, в общем-то, молчали. О чём, собственно, говорить? Ведь именно этого от меня и ждали. Победа в этом матче вывела нас в финал на США.
Четыре шайбы и две передачи в восьми матчах. Я был в ударе и на седьмом небе от счастья. Но накануне финала против США посреди ночи у меня в номере раздался телефонный звонок. Вероника сняла трубку. Она слушала около минуты, а потом ответила тоном, по которому сразу стало понятно, что она была в бешенстве: "Никогда нам больше не звони, б**!". Она бросила трубку и посмотрела на меня. "Грэхема допрашивают по подозрению в совращении, и он хочет, чтобы ты за него заступился".
Я посмотрел на неё: "Ни ху* себе! И что мне теперь делать?".
Не прошло и месяца с тех пор, как мы поженились с Вероникой в Лас-Вегасе. Где-то за две недели до торжественной церемонии мне позвонил Дон Бэйзли и, услышав о том, что свадьба обойдётся мне в 40 тысяч долларов, как-то сразу нахмурился. Он сказал: "На твоём бы месте, я бы подписал брачный договор". Я попросил, чтобы он его мне составил. Он выслал мне его по факсу, я дал его Веронике и сказал: "На вот, подпиши". Она была в шоке.
Она сказала: "Зачем это? Неужели ты думаешь, что мы будем несчастливы в браке?". Она также сказала, что ей было обидно даже подумать, что я считаю, что она со мной только ради денег; что я о ней низкого мнения и что если она подпишет этот контракт, то это будет означать только то, что я ей не доверяю.
Я тогда ещё не повзрослел до такой степени, чтобы просто успокоить её и сказать: "Слушай, я просто пытаюсь себя обезопасить, ведь мы встречались с тобой всего лишь год. Встань на моё место. Ты что, хочешь сказать, что я из тех, кто просто возьмёт и оставит тебя без средств к существованию, в том случае, если у нас ничего не выйдет? Я обязан был посоветоваться со своим адвокатом. Я с ним знаком 18 лет - больше чем с тобой. Уж он-то в этом деле, наверное, разбирается лучше кого бы то ни было".
Но вместо этого я спустил всё на тормоза. "Раз ты так этому относишься, хорошо, не будет никакого контракта".
После полуночного звонка Грэхема я решил засунуть все свои неприятные чувства по этому поводу куда подальше и достойно доиграть турнир. Я поступил так, как уже давно научился. Я сделал так, чтобы все мои проблемы за пределами площадки помогли мне сконцентрироваться на том, что происходит непосредственно на льду.
С американцами мы играли серию до двух побед. Всё, в общем-то, говорило за нас. Все предсказывали нам пусть и непростую, но всё же победу. На бумаге мы были фаворитами.