Игра Саула
Шрифт:
– Я военнопленный, американский морпех.
В этот момент в пекарню вернулись Афзаль и Махди. Броуди громко спросил у туркменки:
– Bikam haadha? – Мол, сколько с меня?
С тех пор, стоило Броуди наведаться в пекарню, и девушка обращала на него внимание. Даже Махди это заметил.
– Что у тебя с этой туркменочкой? – спросил он.
– Ничего. Мы просто здороваемся, и я покупаю хлеб, благодарение за него Аллаху.
– Думаешь, ты ей понравился? Ты, чужак? Думаешь, она – как американские девки, на которых только взгляни,
– Я женат. У меня двое детей, – напомнил Броуди.
– Но ведь ты хочешь эту туркменочку?
– Нет. С чего ты взял? Может, ты сам на нее глаз положил?
– Тьфу! У туркменок усы растут. Жаль, что ты не можешь взять себе нежную арабскую женщину, американец.
– Сказано тебе, я женат, – повторил Броуди, разуваясь у входа в мечеть. Даже здесь один из них, Афзаль, вооруженный «АК-47», остался наблюдать за улицей. Он высматривал машины и повозки, в которых могли оставить взрывчатку, и – что еще хуже (для Абу Назира) – иракские военные патрули. В последнее время в иракскую армию стали набирать много шиитов.
«Теперь за ним следили пуще прежнего», – думал Броуди касаясь лбом пола с остальными молящимися. Разве что десять дней назад все повторилось: к пекарне подъехал сам Абу Назир и подозвал Афзаля с Махди. Броуди вновь остался наедине с туркменкой – которую, к слову, звали Акджемаль. Она поманила Броуди к краю прилавка, где показала красивый круглый хлеб с рисунком в виде звезд.
– Мой дядя Джейхун, – быстро зашептала девушка, – шейх района. Рисковать он не хочет, поэтому думает вывезти тебя в Мосул в грузовике, спрятав под мешками с мукой. Мосул недалеко от Талль-Афара, километрах в шести. Дядя знает там американских военных. Говорит, через час ты уже будешь у своих: в Мосуле стоит Первый аэромобильный полк. Согласен?
– За мной постоянно следят, – ответил Броуди, оглядываясь через витрину на улицу: Махди и Афзаль все еще стояли у машины и беседовали с Абу Назиром. – Если меня схватят, то убьют. И дядю твоего – тоже.
– Я туркменка и не боюсь суннитских собак, – покраснев, ответила девушка. Тогда-то Броуди и понял, что нравится ей. Дальнейшая его судьба зависела от его ответа. Краем глаза он заметил, что Афзаль возвращается в пекарню.
– Я скоро дам знать, – уходя, шепнул девушке Броуди. – Красивый хлеб, al-anesah [9] , но мы возьмем обычный.
9
Госпожа (араб.).
Тем же днем Абу Назир прислал за Броуди. Они пили чай из маленьких чашечек в просторной комнате на верхнем этаже большого каменного дома – одного из нескольких, соединенных подземными тоннелями, строений старого города. И хотя Абу Назир говорил очень тихо – как и всегда, – Афзаль стоял у двери, сжимая в руке девятимиллиметровый пистолет. Через сводчатые окна Броуди видел крыши соседних каменных домов, пострадавших во время боев, а на далеком холме – древний
– Знаю, тебе нелегко пришлось, – произнес он, кладя руку на плечо Броуди.
Броуди чуть не задохнулся. Нахлынули старые воспоминания: как его схватили, как избивали, как он убил Тома Уокера, закопал его в песчаной могиле, как потом его снова били – раз за разом, до полусмерти. Броуди вспомнил тесную бетонную камеру, которую называл склепом, ибо себя считал мертвым. Без Джессики, без дочки Даны и сынишки Криса. Бесконечные побои и насмешки Афзаля и Махди. Афзаль был хуже всех, он стал личным демоном Броуди, а тот ждал, что рехнется. Бывало, сидя в камере и даже молясь вместе с тюремщиками – поначалу просто, чтобы немного скрасить пребывание в плену, побыть в обществе людей, пусть и врагов, – Броуди понимал: его убьют, и потому сходил с ума.
Он терял рассудок от страха. Ужас кислотой разъедал его душу. Броуди боялся все время; страх не покидал его никогда, с самого детства.
Те девять роковых минут все решили.
А потом, когда арабы бежали из Сирии и вывезли его в пустыню – ничего не осталось. Лишь пустота и ястреб на фоне золотистого неба. И Бог. Наконец Аллах обратил на него взор.
Афзаль приставил ему к голове пистолет. Броуди собирались убить и бросить труп в песках, чтобы никто не нашел его кости. Для близких он пропал без вести. А Джессика… Она вновь выйдет замуж, пройдут годы – вспомнит ли она тогда об исчезнувшем муже?
Джессика. Что сейчас с ней? Шесть лет прошло. Вспоминает ли она Броуди? Нашла ли кого-то другого? Да уж, наверное… И как там детки? Дане сейчас тринадцать. В каком она классе? В восьмом? Подросток. Уже, поди, на мальчиков заглядывается. А Крис? Младшенький? Ему семь, идет во второй класс!
Броуди должен был погибнуть там и тогда, в песках. Афзаль чуть не спустил курок, но в полусотне метров от них остановился внедорожник. Из окна выглянул Абу Назир и приказал: «U’af!». Стой!
Потом они приехали в Талль-Афар, выжженный войной город: пустые дома, лишь кошки гоняются за крысами. По ночам животные выбирались на улицу, бегали по обвалившимся стенам, сверкая глазами. Броуди делил комнату с Афзалем, который то и дело поддевал его: «Неверный! Американец! Подумаешь, молишься с нами – никого ты не проведешь, кусок верблюжьего дерьма!»
Во сне Броуди избивали: то отец, то Афзаль. Броуди перестал различать их. Он желал смерти, чтобы все прекратилось. Скорей бы! Зачем живет тело, когда душа не желает здесь оставаться?!
«Аллах, что тебе нужно? Скажи, потому что я дальше не выдержу!»
– Почему ты не дал убить меня там, в пустыне? – спросил Броуди Абу Назира.
Тот повертел чашку в руках.
– Если честно, сам не знаю. Перед отъездом из Сирии я дал Афзалю четкий приказ. Ты должен понять, Николас Броуди, ведь ты тоже солдат: идет война. Однако потом, в пустыне, когда настал момент… Не знаю, почему я изменил решение. Говорят, ты принял ислам, совершаешь намаз вместе с остальными.
Броуди кивнул.