Игра со Смертью
Шрифт:
— Обещаю.
Но обещание не всегда можно сдержать. Влад не нашел бумаги. Кто — то перерыл там всё до него. Он вернулся ни с чем. Когда я увидела растерянность на его лице, когда до Суда оставалось несколько часов, я зарыдала, отступая назад.
— Твои показания…Может быть…, — он отвернулся от меня и наполнил бокал виски — залпом опустошил, — будем надеяться, что их хватит. Мои ищейки ищут. Мы найдем бумаги. Просто не так быстро, как мы думали. Не так быстро… черт раздери!
Швырнул бокал в камин, и икры взметнулись к потолку. Я сползла по двери, закрыв лицо руками.
Глава 27
Мы
Влад поддерживал меня под локоть, а у меня от слабости подгибались ноги. Эти дни вымотали меня. После нашей встречи с Рино едва затянувшийся шов на груди начал кровоточить. Я не показывала Фэй, боясь, что она не пустит меня на заседание.
Снова стало больно дышать, и я покрывалась холодным потом от любых физических усилий.
Но сейчас мне никто и ничто не могло помешать, я бы поползла туда на коленях, или потребовала отнести меня. Потому что мои показания должны стать решающими. У нас больше ничего нет, кроме них. Адвокат Рино готовил меня к заседанию несколько часов, предупреждая, что вопросы будут унизительными, каверзными, беспардонными и все грязное белье наших отношений с Рино вытащат наружу. Я должна быть откровенной и честной. Но мне было все равно. Пусть спрашивают, что хотят. Мне нечего скрывать. Как сильно я ошибалась, не зная, на что я иду. Иногда правда вредит намного больше, чем ложь, иногда она убивает.
Я наивно верила, что наша история затронет Судью и присяжных. Я сильно ошибалась. В этом проклятом мире, в нашем мире, охотнее верят в грязь, пороки и самые низменные грехи, чем во что — то светлое.
В зале суда собралось очень мало народа. Все узнаваемы. На меня бросали любопытные взгляды, особенно на живот, который уже невозможно было скрыть.
А я жадно смотрела на Рино, которого привели чуть позже, и когда затолкали в клетку…мне захотелось громко заорать. На весь этот огромный зал, чтобы его отпустили. Он достаточно насиделся в клетке. Он не зверь, не животное. Он такой же, как и они. А с ним обращались, как с опасным чудовищем… Впрочем, они и понятия не имели, насколько он опасен. Им просто повезло оказаться по ту сторону решетки. Никто из них не решился бы остаться с ним один на один. И он отличался от всех них. Они тащили его на цепи, а он даже не сгибался, иногда поводя плечами, отбрасывая конвой назад, с гордо поднятой головой.
Таким я увидела его впервые, ещё совсем девочкой…Свобода не зависит от чьего — то решения, от присутствия или отсутствия оков. Свобода живет внутри. В Рино она кипела и бурлила с такой силой, что даже в цепях он выглядел более свободным, чем все те, кто держали эти цепи.
Я знала, что Рино чувствует меня. Не видит, но чувствует, и это заставляло сердце биться быстрее, прокручивать обручальное кольцо на пальце и крепко держать за руку Короля. Потому что я не могла смотреть на эту чертову клетку спокойно.
Меня вызвали после нескольких свидетелей обвинения и защиты. Влад пожал мне руку, и я, медленно выдохнув,
— Представьтесь, пожалуйста.
— Виктория Мокану.
— Эйбель!
— Нет, Мокану, — упрямо заявила я и услышала, как по залу прошелся шепот. Они все смотрели на меня с нескрываемым презрением и нездоровым любопытством. Плевать. Я привыкла.
Обвинитель унизительно усмехнулся, оглядывая меня с ног до головы. Я его знала, как и он меня. Много лет назад он приезжал к отцу по каким — то вопросам, и мы общались. На одном из приемов этот ублюдок приставал ко мне, обещая сколько угодно красного порошка, если я стану его любовницей. Арман тогда вышвырнул его за шкирку из нашего дома.
— Каким это образом вы породнились с князем?
— Мой муж — его племянник, — сказала я и посмотрела на Рино, тот не сводил с меня глаз, жадно пожирая взглядом. Казалось, его вообще не волнует, что сейчас решается, будет он жить или нет. В эту самую секунду, потому что я последний свидетель.
— Как интересно, госпожа Виктория, и кто может это подтвердить?
— Пока никто. Но мы вскоре сможем предоставить суду необходимые документы, очень скоро.
— Отсрочек для обвиняемого больше не предусмотрено. Госпожа… эээ… Эйбель. Позвольте, я пока буду называть вас так… или, все же, Рассони? А? Что скажете?
Вам не кажется, что у вас слишком много фамилий или мужей?
— Протестую! — адвокат встал со своего места.
— Протест принят.
— Расскажите нам, как вы познакомились с обвиняемым?
Еще никогда в своей жизни я не чувствовала себя настолько беспомощной. Настолько бесполезной. Я говорила… я рассказывала все, что знала, выворачивая наизнанку всю ту грязь, которая творилась в доме отца. О том, какие издевательства терпели подопытные, и мне всё больше казалось, что мои слова не приносят пользу, они вредят. Я смотрела на безразличные лица судьи и присяжных. Настолько одинаковые, что меня тошнило от одного их вида. Ни одно мое слово не волновало их, и мне стало страшно от осознания, что они уже приняли решение.
— Значит, если я правильно понимаю, вы утверждаете, что ваш отец проводил запрещенные опыты над заключенными, и вы тому свидетель?
— Верно!
— То есть, вы хотите сказать, что обвиняемый, подвергающийся жестоким пыткам, которого содержали в кандалах и в клетке, все же имел с вами сексуальную связь, госпожа Эйбель? А как это возможно физически? Через решетку?
Звякнули цепи, и я вздрогнула. Посмотрела на Рино, встретилась взглядом с его горящими глазами.
— И через решетку тоже.
Обвинитель похотливо усмехнулся и снова осмотрел меня с ног до головы. Я задержала дыхание, стараясь успокоиться.
— Когда вы снова встретились с обвиняемым, вы были замужем, верно?
— Наш брак с Рассони не действителен.
Тот снова усмехнулся.
— Неужели? А какой действителен? Тот, что вы заключили с обвиняемым без свидетелей? Вы были замужем, госпожа Эйбель, и прожили с мужем достаточно много времени. Или вы хотите сказать нам, что за все время брака с Рассони вы не делили с ним постель? Не занимались сексом?