Игра теней

Катериничев Петр Владимирович

— «Скорая» прибыла, — доложил водитель линейки сержанту.

* * *

Вместе с врачами «скорой» вошли люди из бригады — следователь, эксперт, опер…

— Что тут у вас, сержант, произошло? — обратился к человек в штатском, мелькнув перед носом совсем не милицейскими корочками.

А этому чего здесь надо? Ну да, щас же усиление… Ко сему «политику шьют»

— муж тещу по-пьяни пришьет, в у газетах пропишут: если и не коммунист был, дак всенепременно сочувствующий… Болталы же без костей А «у вас» — это он зря…

«У нас — ничего, —

хотел ответить сержант, — а вот у вас — страна разваленная и палят на каждом шагу, как хочут! Куда вы там на Лубянке смотрите — начальству в рот, что ли, все как один?! А начальство — оно в лимузинах катается, под вашей же охраной… Им до нас — дела нет… Нам, по правде сказать, до них — тоже как до едреной матери, в смысле — как до Сатурна… Но порядок же какой-то должен быть!» Вот такие слова хотел бы сказать сержант Михайлов, но не сказал. И не потому, что боялся, — просто чего зря воздух языком колотить?

— Два убийства. Сначала тот, что у подъезда лежит — этого замо… застрелил, потом его самого — видно, снайпер…

— Откуда стреляли — выяснили?

«Ух ты какой прыткий! Даром что майор… Щас я побегу с макаровским пистолетом за киллером по крышам гоняться… За эту гребаную зарплату… Да хоть они все друг друга перестреляют — воздух чище станет!..»

— Нет.

Девчонка даже не выбежала — вылетела с лестницы, кинулась к лежащему:

— Олежек, Олег, Олег!..

— Родственница? — спросил особист. «Нет, случайная прохожая. Прогуливалась тут по крыше нагишом, накинула кое-что и спустилась из чистого бабского любопытства. Почему криком кричит? Роль для театра отрабатывает. Откуда имя знает? Да из газет! А ты майор — ту-у-упой…» Мысли эти проскочили у сержанта, но как-то невесело… Самое противное было тогда, когда удавалось повязать самого отпетого отморозка, а на суде его отпускали под подписку. После дохожих советов какого-нибудь благородно-оборотистого адвокатишки на вопросы судьи…

Этим — все с рук сходило. Одна отрада — наблюдать, как друг дружку мочат.

— Девушка, вы знаете потерпевшего? А того кто в него стрелял?

— Дро-нуш-ка… — Девушка раскачивалась, упав ч колени… — Дро-нуш-ка…

— Зафиксируйте, сержант. Это скорее всего кличка — приказал особист.

«Ага… Точно, кличка… Такая же, как „милый“, „любимый“, „единственный“… Идиот!»

Чьи-то руки подняли Леку, оттащили… Вывели из подъезда…

— Девушка, посмотрите на убийцу… Вы его знаете? Лека опустила взгляд на распростертое на асфальте уже очерченное мелком тело… Произнесла одними губами:

— Мак…

— Этого человека вы тоже знаете? Пожалуйста, назовите полное имя… — настаивал особист.

— Мужики… Что же вы наделали… — произнесла девушка еле слышно одними губами…

— Слышь, Михеич… — подошел к сержанту напарник. — Это они, что же, из-за девчонки пострелялись?.. Вроде дуэли?.. — В голосе слышалось неподдельное уважение… — А кто же тогда «победителя» завалил?..

Сержант пожевал желтеющий седой ус, сплюнул зло:

— Кто, кто… Убийца.

Убийцу нагнали в скверике.

— Эй, фраер, притормози…

Он почувствовал слабость в ногах, противную пустоту в груди

и тошнотный комок в горле. Когда в руках у него была винтовка — стрелок чувствовал себя королем мира; на кончике его указательного пальца лежали жизни людей, он любил тешить себя иллюзией, что именно в его власти было приговорить этих людей к смерти ил даровать жизнь…

Но хулиганов он боялся смертельно. До дрожи в коленках, до икоты… Он обернулся… Те двое, что подходили сейчас к нему, были совсем не хулиганами, а хуже, много хуже… И во сто крат опаснее… А его винтовка — прекрасная, отлаженная до последней детали — покоилась в потертом «дипломате» и была сейчас бесполезнее перочинного ножа… Хотя… Даже если бы в кармане был нож, а самая отточенная финка или пистолет — воспользоваться ими он бы не смог… Страх сковал его, перехватил дыхание, словно он оказался вдруг в студеной черной жиже подо льдом…

— Не пыли, фраер… Потолковать надо. Нагнавшие его были вида самого устрашающего. Один — рослый, длиннорукий, поджарый, лет сорока пяти, второй — не выше его самого, но мощный и кряжистый… Руки у обоих — в наколках, особенно у крепкого, сплошь синие все.

— Вам чего, закурить, мужики? — произнес стрелок, почувствовав вдруг, как сел его голос.

— Какие мы тебе мужики, фраерок… — произнес рослый.

— Может, ты нас еще «петушками» назовешь, падаль?

— Да я…

— Что в портфельчике?..

Вот так! Его хотят ограбить. Только и всего. Но как же винтовка?.. По сути — самое близкое ему существо… Он оглянулся по сторонам. Скверик продувался «семью ветрами» и просматривался как на ладони… Студенты и студентки университета спешили по протоптанным тропкам по своим делам, несколько парней загорали над конспектами, прихлебывая пивко… До мини-рынка на «Юго-Западной» — метров сто, не больше… Побежать?.. А там милиция… Да? И — что он скажет милиции? «На меня наехали» хулиганы, хотят отобрать винтовку, из которой я только что застрелил человека…» Выхода нет?..

— Ты по сторонам-то глазками не сори… Фильм про Глеба Жеглова помнишь?

Там мусорка братва пришила прямо на лавочке, чирикнуть не успел… А здесь, ежели чего — так мы из тебя ремней понарежем… Никому и не икнется вокруг… — ласково пообещал долговязый.

— Ты чего, язык проглотил, гнида? — ткнул в бок корявый.

— У меня там… У меня…

— Если ты сейчас соврешь, — медленно, растягива слова, произнес рослый, — Сидор сейчас, здесь, отрежет тебе яйца и заставит сожрать… Без хлеба… Хорошо понял?

Стрелок почувствовал, как схватило живот… Напряг ягодицы, даже побледнел…

Сидор гыгыкнул, щелкнул кнопочкой ножа:

— Колись, фраер, ты же не под следствием, тут тебе бояться срока не надо…

— У меня там… ружье…

— Да иди ты! Охотник, что ли?

— Ну… Можно сказать и так…

— А как еще можно сказать?.. — Рослый близко пододвинулся, взял за подбородок… — На чей отстрел заказец получил, гнида?.. Ну, колись, живо!

Сидор!

Сидор ловко и умело подрезал пояс брюк, распорол штаны снизу… Стрелку показалось, что он уже чувствует лезвие в паху… По ногам потекло что-то горячее…