Шрифт:
Мангай умчу
Стоял ясный осенний день. Я играла возле чума [1] . Рядом мама шила торбаза [2] – сапоги из оленьих камусов [3] .
– Когда ты была маленькой, ты говорила разные смешные слова на своём языке, – вспомнила мама. – Например, «мангай умчу».
– А что это такое?
– Если находила ягодку голубики, сама не ела, несла мне. И кричала при этом: «Мангай умчу! Мангай умчу!»
1
Чум –
2
Торбаза – сапоги с мягкой подошвой.
3
Камус – часть шкуры, снятой с ног животного.
– А-а-а, значит, я голубику так называла!
C маленькой деревянной кружкой я отправилась «мангай-умчулить». Вокруг чума словно голубой дымок вился по кустам – полным-полно было голубики, крупной, сладкой, с багряной мякотью под тонкой кожицей. Тропинки разбегались в разные стороны, ягодные кусты звали вперёд, и я отходила от чума всё дальше и дальше.
Вдруг позади меня кто-то часто и громко задышал. Я оглянулась: ой, кто это?! Огромная собака со светло-жёлтыми глазами бежала по моим следам. Я испугалась и, приговаривая: «Эй, уходи, чэт, чэт», – припустила по тропинке. Собака угрожающе ощерила длинные острые зубы. Она, видимо, почуяла запах барана-чубуку [4] . Из его шкуры была пошита моя шубка. Я заверещала и кинула в собаку комком земли. Она тоже испугалась, тихо повернулась и исчезла в кустах кедрового стланика.
4
Чубуку (чубук) – местное название снежного барана, обитающего в горах севера Якутии.
Я собрала полную кружку вкусных голубых ягод. Вернувшись домой, угостила всех «мангай умчу» и рассказала о встрече с собакой.
– Такая большая! Чуть не укусила меня!
Брат попросил меня показать место, где я видела собаку. Посмотрев на её следы, он воскликнул:
– Глупышка! Волка за собаку приняла!
Мама взяла мою шубку и, что-то таинственно шепча, подожгла краешек. Это было так смешно, что я не выдержала и расхохоталась.
На следующий день я снова пошла собирать «мангай умчу». Подражая матери, сделала вид, что тихонько приговариваю себе под нос, взяла спички и тоже подожгла край шубки. От палёной шерсти поднялся неприятный запах. Только после этого я решилась отдалиться от чума.
Чтобы отпугнуть волка, я стала делать так каждый день. Но однажды случилось ужасное: огонь вспыхнул, я не успела его затушить, и шубка сгорела дотла. Мама сильно рассердилась и отстегала меня тонким прутиком. Мне было очень обидно, я плакала и кричала:
– Я не виновата! Шубка сама загорелась! Если б она не сгорела, я бы её наказала!
Взрослые почему-то рассмеялись.
– Ничего смешного! – рассердилась я вконец.
Вот ведь какие эти взрослые! Я осталась без шубки, мне попало от мамы, а они ещё и потешаются! Вот соберу много «мангай умчу» и ни за что не поделюсь с ними, никогда не поделюсь!
«Мамочка» Омни
Была у нас важенка [5] по имени Омни. Я не умела доить оленух, как мама, поэтому молоко мне разрешали сосать. Обняв Омни за задние ноги, я на несколько минут превращалась в маленького олешка-тугута. Молоко было вкусное и пахло олень им мхом ягелем. Родные говорили:
– Омни твоя
Потом важенка постарела. Ноги у неё стали больные, она уже не могла ходить под уздечкой. Колени постоянно обдирались. Мама пыталась помочь Омни, но упрямую болезнь не брали никакие лекарства. Важенка теперь не гуляла со стадом, а бродила возле чума. Я жалела «мамочку» и после обеда делилась с ней лепёшкой. Омни быстро съедала свою половину и, заглядывая мне в глаза, снова тыкалась в мою ладонь…
5
Важенка – самка северного оленя.
Как-то раз Омни гуляла на травяном пригорке. Я, как всегда, припасла для неё половинку лепёшки. Иду и вижу: Омни дерётся с большой худющей собакой. Я закричала что было сил, а когда увидела, что бок важенки красный и с него свисают клочья разодранной шерсти, закричала ещё сильнее. Подбежала и кинула в дерущихся горсть мелких камней.
Вдруг послышался выстрел, и я упала от неожиданности. Из-за пригорка вышла мама с ружьём в руках и сказала сердито:
– Что за бессовестный волчище! Уже возле жилья на оленя напал!
Волк отползал в кусты. Мама снова выстрелила, и он перестал шевелиться. Омни, еле переставляя ноги, двинулась к нам. Я радостно бросилась ей навстречу, но мама поймала меня и закрыла рукой мне глаза, шепча в ухо:
– Не смотри, доченька, не смотри…
Я закричала и принялась выдираться из её рук, а мама упорно тащила меня в чум. Лёжа на расстеленных там шкурах, я плакала до тех пор, пока не уснула…
– Омни больше нет с нами, – сказали мне утром.
Я уже знала об этом, но непослушные слёзы тут же закапали.
На улице висела волчья шкура. Я схватила нож и давай её колоть:
– Вот тебе, вот! Из-за тебя не стало Омни!
Немного успокоившись, я долго стояла и молча глядела на пригорок, где только вчера гуляла моя важенка. Потом я часто приходила туда с лепёшкой, делила её надвое. Сначала съедала свою половинку, а после, плача, – половинку «мамочки» Омни…
Привези мне солнышко
К нам в гости пришёл незнакомый человек. Говорок у него оказался быстрый, пересыпанный частым смехом. Человек был толстенький, а смех – круглый, будто камешки с горки катятся. Он даже сидеть не мог спокойно, и мне казалось, что гость вот-вот свалится от хохота. И одежда у него была другая, на нашу непохожая. Непонятно: то ли он нарядный такой, то ли ему больше надеть нечего. Я сидела рядом и украдкой трогала полы его пальто. Мама сердито поглядывала на меня. А гость гладил меня по голове:
– Ах ты вихрастенькая девчоночка! Ма-ахонькая! Звать-то как?
– Нулгынэт. А тебя?
– Василий Георгиевич. Скоро снова к вам в гости приеду. Какую игрушку тебе привезти?
Я очень удивилась.
– Камни, что ли? Их и здесь полно, зачем возить.
Гость тоже удивился, спросил у мамы:
– О каких камнях она говорит?
– Девочка играет камешками и других игрушек не знает, – смущённо сказала мама.
– А ведь других игрушек на свете много! – обратился гость ко мне. – Игрушечные машинки ездят, самолётики летают, разные игрушки гудят, звенят и поют! А для таких девчоночек, как ты, есть красивые куклы. Что же тебе привезти?