Игра в кино (сборник)
Шрифт:
– Куда все делись? – спросил я у Рогового.
– Понятия не имею… – сказал он. Мы лежали на горячем пляже, он уговаривал меня написать сценарий о сельском пионервожатом, взяв за основу биографию директора «Орленка». Но я млел от солнца и курортного безделья и посылал Володю подальше от всех творческих замыслов. А оказалось, что именно в это время две тысячи пионеров ушли в лесной заповедник, прочесали его насквозь и собрали в нем все цветы, какие там только были. И когда кончился киносеанс и мы – Роговой, я, кинооператор и два наших юных актера – вышли на сцену, две тысячи букетов обрушились из зала к нашим ногам! Я не знаю, почему никто не допер снять это на пленку – как мы стояли по грудь в цветах!!!
Даже Роговой прослезился и, дотянувшись до микрофона, сказал:
– Ну, такого
Радостный детский ор был ему ответом, но потом эти разноголосые вопли стали все ясней и ясней оформляться в отчетливое:
– Е-ще!.. Е-ще!.. Е-ще!.. Е-ще!..
– Еще фильм о подростках? – догадался наконец Володя.
– Да!!! – грянул зал. – Е-ще!.. Е-ще!..
И тут Роговой показал на меня рукой, словно перепасовал футбольную подачу:
– Вот! Обращайтесь к нему! Он написал «Юнгу», попросите его написать сценарий о вас, а я сниму, даю честное слово.
Что вам сказать? Да, господа, даже в самых жестоких играх с судьбой, когда на кону вся твоя жизнь вместе со всеми любимыми женщинами и нерожденными детьми, есть, есть высокие моменты! Редко, конечно, но есть. И когда моя американская дочка спросила меня однажды: «Папа, а ты был когда-нибудь счастлив?», я рассказал ей об этом моменте – как я стоял по грудь в цветах и как две тысячи детей хором кричали мне:
– Е-ще сце-нарий!.. Е-ще сце-нарий!..
Это был гол, который Роговой пушечным ударом забил в мои ворота! Нужно ли говорить, что, вернувшись в Москву, я написал для него этот сценарий – не про пионервожатого, конечно, а «Несовершеннолетние» – про подростковую преступность. Нынешнему читателю даже трудно себе представить, что каких-нибудь пятнадцать – двадцать лет назад в России, да и вообще в СССР, не было никакой преступности, а уж подростковой тем более. Во всяком случае – на бумаге. Не было алкоголизма, проституции, наркомании, педофилии, гомосексуализма, коррупции, взяточничества, группового бандитизма и сексуальных преступлений как в простой, так и в извращенной форме. Согласно прессе и телеэкрану, вся страна вдохновенно строила коммунизм, собирала рекордные урожаи, пела исключительно песни Пахмутовой и Добронравова и воплощала в быту моральный кодекс строителя коммунизма.
А нам не страшен ни вал девятый,Ни холод вечной мерзлоты!Ведь мы ребята, ведь мы ребятаСемидесятой широты!Вот так! В 1964 году «Литературная газета» получила письмо от какого-то пенсионера из Бауманского района Москвы о том, что у него под окном пацаны по вечерам регулярно играют в карты на деньги, пьют вино и матерятся. Залман Эфроимович Румер, заведующий отделом писем «Литгазеты», дал мне это письмо и сказал:
– Сможешь написать об этих пацанах?
Румер был уникальным человеком: в 1937 году его арестовали прямо в редакции «Литгазеты», увезли на Лубянку, влепили двадцать лет за шпионаж в пользу Польши и отправили в Сибирь, в ГУЛАГ. А в 1957-м, уже по хрущевской амнистии и реабилитации, он вернулся из Сибири в Москву, прямо с поезда пришел в редакцию, в свой кабинет, сел за свой стол и продолжил работу. И вот теперь, в 1964-м, ему подвернулся наконец случай использовать свой двадцатилетний лагерный опыт. Он сказал:
– Если эти пацаны захотят тебя побить или ограбить, ты не трусь. Ты им сразу по фене руби вот так: «Ебанный по кумполу через три хлыста!» Запомнил?
Я кивнул, поехал на Яузу во вгиковское общежитие, где обретался тогда студентом сценарного факультета, взял там свои спортивные штаны, майку и тапочки и отправился на метро на станцию «Бауманская». Там я без труда нашел указанный на конверте адрес и позвонил в дверь номер 16 автору письма в «Литгазету». Дверь приоткрылась на чуть-чуть, на ширину дверной цепочки, за ней стоял сутулый старик в тяжелых очках на кончике носа. Через дверную щель я объяснил ему, что я корреспондент «Литгазеты», и предъявил его же собственное письмо. Только после этого он впустил меня в квартиру и через окно показал детскую песочницу и скамейку, где скоро, по его словам, опять соберется шпана. Я снял свои джинсы, пиджак
Сегодня такой репортаж не приняли бы даже в детский журнал «Мурзилка». А тогда это было сенсацией, это был, что называется у журналистов, «фитиль»!
– Ебанный по кумполу через три хлыста! – восторженно шумел Румер. – Мы поставили фитиль всем газетам! Мы пробили тему подростковой преступности сквозь эту сволочную цензуру!
Много лет спустя в ночном поезде «Красная стрела» актер Станислав Любшин рассказал мне, как он, прочитав мой репортаж, примчался к своим друзьям сценаристу Жене Григорьеву и режиссеру Марку Осипяну с идеей сделать по этому очерку фильм. И они, оттолкнувшись от этой статьи, как от причала, уплыли тогда в свой фильм «Три дня Виктора Чернышева», а он, Любшин, еще пару лет носился с идеей экранизировать мой репортаж. Но я, конечно, не знал об этом, я в те дни продолжал, по совету Румера, «расширять прорыв» – написал репортаж о девочках-минетчицах в парке «Сокольники»: там тринадцатилетние школьницы минетили командированным за тюбик губной помады, шоколадку или польскую тушь для ресниц. Прочитав этот материал, Румер покачал головой:
– Нет, это слишком! Я даже не понесу Чаковскому, чтоб его не пугать.
– Но ведь тут все правда! И даже фамилии подлинные! Мне их дали в милиции и райкоме комсомола!
– Забудь! В «Литгазете» репортаж о минетчицах? Этого не будет никогда! У тебя есть что-нибудь полегче?
– Бакинские наркоманы, – вспомнил я. – В Баку прямо на моей Бондарной улице пацаны шмалят «план». И на приморском бульваре, и во всех городских сквериках…
– Пиши заявку на командировку. Только имей в виду: чтобы это прошло, нужно, чтобы в материале был хотя бы один положительный милиционер или инструктор райкома комсомола. Ты понял?
Я кивнул и уехал в Баку за очерком о бакинских наркоманах. Что из этого вышло, читатель знает по роману «Журналист для Брежнева»: очерк о бакинских наркоманах никогда не был напечатан в СССР, господин Романов, главный в то время цензор страны, начертал на нем собственной рукой: «Не печатать. Наркомании в СССР нет». Интересно, что позже почти то же самое сказал, посмотрев фильм «Несовершеннолетние», господин Кириленко, дружок Брежнева, член Политбюро и секретарь ЦК КПСС.
– Подростки играют в карты и грабят прохожих? – изумился он. – Откуда авторы такое взяли? Я каждый год езжу по стране и ни разу не встречал подростков-грабителей!
И он был абсолютно прав – он действительно не встречал и не видел ни подростков-грабителей, ни их отцов-алкашей, ни всех прочих теневых и закулисных проблем той страны. Им, кремлевским старцам, никто этого не показывал, им демонстрировали по телику, на киноэкранах и на газетных полосах совсем другую страну – ликующую, как на парадах, от их мудрого руководства. А все, что не вписывалось в это верноподданное ликование, все, что могло омрачить их старчески-кремлевское пищеварение и гневом обернуться против недобдевших чиновников, – все это немедленно отметалось, запрещалось, искоренялось и вычеркивалось. Сексуальный подтекст в эпизоде ночного полета академика Юрышева на Север? Долой! Бардак на строительстве Братской ГЭС? Да о чем вы говорите – это же стройка века! Школьники курят гашиш и колются наркотой? У нас в стране?! Да не может такого быть!