Игра в любовь
Шрифт:
Спустя еще полчаса мы въехали в спальный район, где я приобрел квартиру когда понял, что семейная жизнь пошла ко дну. Я сбавил скорость, свернул к подземной парковке, и кажется именно это заставило Олю… реагировать.
— Где мы? — спросила она, так и не повернувшись ко мне.
— Это подземная парковка с отличной охранной системой. Лифт ведет прямо на этаж к квартире.
— Какой квартире? — она наконец-то пошевелила пальцами, расцепив их, и выпрямилась в кресле.
Я закатил глаза от того, что вопрос звучал действительно глупо. Оля знала ответ. Она всегда знала
Мотор затих, и приборная панель сменила свой яркий окрас на темное электронное полотно. Выбравшись из машины, я поспешил открыть дверь своей спутнице и протянул руку.
Выбор, Оля. Сегодня у тебя есть выбор.
Я думал, что для нее это будет сложно — как полоса препятвий. Выйти из машины, взяв меня за руку, пройти первой в двери лифта, ждать, пока я открою дверь и снова, пропущу её вперёд.
Но когда Оля вошла в мою квартиру, я понял, что в этот раз всё сделал правильно.
Дверь за нами закрылась, замок щёлкнул, а перед глазами предстала просторная прихожая. Не такая тёмная и тесная как в её квартире, и всё же…
— Не будем нарушать традиции.
С этими словами и, не прося прощения или разрешения, я развернул её к себе за плечи и поцеловал. Так как давно хотел. Глубоко, медленно, жадно. Без болезненного чувства вины за то, что всё происходит из-за алкогольного дурмана. Без стеснения салона автомобиля. Руки прошлись вдоль позвонков, обтянутых тонкой кожей. Она была такой хрупкой, что казалось, стоило чуть сильнее надавить — сломается.
И я надавил.
Не сломалась. Ожила и ответила на поцелуй.
Её пальцы очертили мышцы на моих руках и спустились ниже, где рубашка из дешёвой и блестящей синтетики, выданная костюмерами для исполнения танго, была заправлена за пояс таких же безнадёжно ужасных брюк. Щелкнул замок ремня, ткань зашуршала и была задрана вверх, пуговицы разлетелись по сторонам, отскакивая от паркетной доски.
— Чёрт, — её ладошки были такими холодными. — Ты не сказала, что замёрзла, Оля — выдохнул я в её губы.
Она снова молчала. Это бесило, задевало за живое, и возбуждало до чертей, ревущих в груди.
— Скажи, что-нибудь, — я наклонил голову и уткнулся носом в её шею, прижался теснее, сжал в руках крепче, прочертил языком дорожку от ключицы до скулы, прикусил нижнюю губу, немного сильнее, чем требовалось, и снова провёл по ней языком. — Скажи.
Я добрался рукой до её подбородка и заставил поднять глаза, чтобы увидеть хотя бы на намёк на сожаление. Но в упрямом и прямом взгляде, за тонкой каймой аквамарина, почти скрытой расширенными от возбуждения зрачками, не было и грамма страха. Покорности, впрочем, там не было тоже.
— Ты не брился, — Оля прикоснулась ладонью к щеке и приласкала меня словно нашкодившего кота.
— Тебе нравиться?
— Не знаю, — она пожала плечами, но ладони не убрала. — Мне нравиться, когда ты меня целуешь.
Она качнулась вперед, впиваясь в меня своими губами. Мои руки нашли тонкий замочек молнии на ее платье. Красный атлас лужицей слетел на пол, оставляя Олю в лишь в трусиках. Свои туфли она сняла еще в машине и как есть, босая, проследовала через парковку до моей квартиры, покачивая
Я подхватил её за задницу, заставив обвить себя ногами, и отнес её в спальню. В свою кровать. Именно там она и должна была оказаться с первого дня, с той самой ночи, проведённой на тесном диване её однушки. Мне казалось, что влияние Оли на меня губительно, что оно способно задушить любую рациональную мысль. Я оказался прав.
Стоя у края постели и смотря, как светлые кудри разметались по серому постельному белью, я поймал себя на мысли, что мог бы послать всё к чертям и никогда не возвращаться в тот дом, где проходили съёмки шоу. Сейчас я мог позволить себе любой самообман, медленно снимая рубашку и забрасывая её куда-то за спину, вглубь комнаты.
Оля медленно села. Её пальцы потянулись к ремню, который, её стараниями, безвольно повис на шлицах. Он отправился вслед за рубашкой. Затем она расстегнула пуговицу, потянула язычок молнии вниз, и сами брюки, и боксеры.
Нечестно. Но Оля хитро улыбнулась — ей нравилось смотреть на меня, и видеть, что она со мной делает. Я перехватил её руки, когда она почти добралась до моего члена. Одно прикосновение — и всё закончится слишком быстро. Не сегодня.
Я опрокинул её на спину, заводя руки над головой и вдавливая бёдрами в постель. И снова поцеловал. У нее был вкус… кофе, перехваченного в перерыве между репетицией и финальным прогоном. Кофе со сливками.
Я продолжал изучать её тело, словно впервые целуя и покусывая соски, обводя ореолы языком и наслаждаясь ответной реакцией. Оля шипела и извивалась подо мной, произнося проклятья и просьбы.
— Ещё, — выдохнула она, и я снял с неё последний предмет одежды, который оставался между нами. Развёл колени и без промедлений наполнил собой одним движением.
Оля ахнула, закусила губу и снова простонала: «Еще». И еще раз. И так до бесконечности, пока медленные толчки не сменила яростная атака, а в плечи не вцепились острые когти, до боли, возвращая в реальность, давая возможность продержаться еще немного. Еще через пару мгновений я почувствовал, как её затрясло, и перестал контролировать желание взять её грубо и яростно. Моя, без сомнений. Я уткнулся ей в шею и гулко простонал, чувствуя, как под закрытыми веками взрываются маленькие искры, пока тело трясло от оргазма.
Тяжёлое дыхание сошло «на нет» через несколько минут, и хоть сердце гулко стучало и отдавалось болью в грудной клетке, пришлось приподняться и скатиться с девушки. Рукой я подцепил одеяло, прикрывая нас.
Оля повернулась на бок, ко мне лицом и счастливо улыбнулась.
— Мне понравилась твоя щетина, — прошептала она, протянув свою руку и коснувшись щеки.
— Хочешь, я отращу бороду? Сейчас так модно, — попытался пошутить я.
Но с каждой секундой густой воздух становился все отчетливее и легче, возбуждение рассеивалось, пелена до того, застилавшая глаза спала, адреналин отступил и больше не гнал кровь по венам. Оля моргнула, и в её взгляде уже не было ни покорности, ни понимания происходящего. И все же она довела начатое до конца.