Игра в поддавки
Шрифт:
— Да нет, все хорошо… Просто… задумался…
Тем временем чемодан продолжал ворковать:
— Содержимое контейнера сохранно. Никаких повреждений содержимого не зафиксировано. Вы можете убедиться в сохранности содержимого, если посмотрите в окно номер один. Включаю внутреннюю подсветку содержимого.
Снова немножко жужжания. И на передней поверхности контейнера образовалось… окошко величиной с ладонь. Рыбин прильнул к окошку.
С полминуты он осматривал неведомое что-то в глубинах контейнера и наконец,
— Что ж, господин Комбат… Претензий по сохранности содержимого контейнера у меня к вам нет. Поэтому мы можем переходить ко второй части нашего взаимовыгодного общения…
«Слава Богу, что у него претензий нет. Хороши бы мы были, если бы сейчас выяснилось, что, пока то да се, содержимое кто-то взял — и стибрил!»
— Я не против — насчет второй части!
Я случайно заметил свое отражение в оконном стекле — лицо у меня было несколько разочарованным. Впрочем, логично. Я был уверен, что, когда Рыбин будет осматривать внутренности контейнера, он позволит и мне взглянуть на то, что сигом Иван назвал загадочным словосочетанием «философский камень». Но — не позволил. Вот я и чувствовал себя несколько фрустрированным.
Я уже собирался без обиняков попросить Рыбина дать и мне взглянуть в окошечко КМПЗ, когда тот одним движением заставил контейнер принять исходный вид сферического коня в вакууме и энергично вскочил со своего стула.
— Погодите минуточку! — сказал Рыбин. — Я сейчас вернусь!
И он, оставив КПМЗ на столе, опрометью бросился к выходу из «Лейки».
В окно я видел — вот наш работник невидимого фронта подскочил к своей малолитражке, вот он бибикнул сигнализацией и наконец извлек из узенького багажника белый кожаный чемодан с хромированной ручкой.
Я не смог сдержать хмельную улыбку. Неужто вот она — сбыча мечт?!
«Небось наш с Костей гонорар…»
Я угадал. В чемоданчике лежали…
— Вот. Как договорились — банковское золото, — сказал Рыбин, тяжело дыша.
На бархатной подкладке чемоданчика, в специальных пазиках, покоились… да-да, настоящие слитки. Золотые слитки!
Судя по клеймам — пятисотграммовые.
Сколько их здесь? Двадцать? Двадцать пять?
— Ну как? — нетерпеливо спросил Рыбин.
— Зашибись… Как говорил великий Карл Маркс, «Золото и серебро по своей природе не деньги, но деньги по своей природе — золото и серебро», — процитировал я.
Рыбин, впервые за все наше общение, воззрился на меня с неподдельным уважением.
— То есть вы удовлетворены?
— Ну… практически.
Я чувствовал, что надо что-нибудь спросить, чтобы не казаться Рыбину конченым простофилей.
— А как у них с качеством? У слитков?
— Качество полностью соответствует стандарту, принятому Лондонской ассоциацией рынка драгоценных металлов. Так называемому London Good Delivery Standard.
Я
— В общем… с вами приятно было работать, — сказал я и протянул Рыбину руку.
— Взаимообразно, Владимир Сергеевич.
— Кстати, тут Хуарес тебе денег велел передать — за «косу» и за «колокол», — сказал Любомир, когда Рыбин скрылся из виду.
Я допил свой кофе и подошел поближе к барной стойке, зазывно блестящей отполированным темным деревом.
— Сказали передать — так передавай!
Бармен протянул мне черный мусорный пакет, в котором лежали несколько денежных пачек, перетянутых красной резинкой.
— Скажи Хуаресу спасибо! — улыбнулся я. — Он славный мужик!
— Что, даже пересчитывать не будешь? — удивился Любомир, знающий мой фирменный педантизм и страсть к точности в финансовых расчетах. — Сумма-то большая!
— Не буду… Что-то нет сегодня настроения! — сказал я, небрежно засовывая сверток во внутренний карман джинсовой куртки. А про себя подумал: «Разве это сумма?»
— А что в чемодане-то, Володя?
— Да золото в слитках! — сказал я.
— А-а, золото в слитках! Это дело, — сказал Любомир, широко улыбаясь в седые усы.
Он не поверил, конечно.
А зря.
Потом мы еще долго сидели с Тополем в полутьме самого уютного барного закутка.
Демонстрировать Косте золото в слитках прямо в баре я не стал. Да он и не просил. Он доверчивый, этот Тополь.
Мариша принесла нам наших цыплят. И мы долго ели их жирными скользкими руками.
Все это время белый чемоданчик лежал на столе чуть левее локтя Тополя — убрать его с глаз долой мы почему-то не решались, тем более что стол был длинный и места на нем было предостаточно.
Наконец я прикончил своего цыпленка. Отодвинул от себя тарелку. Вытер губы салфеткой.
И, мазнув рассеянным взглядом по чемоданчику, вдруг обратил внимание, что на его верхней крышке имеется некое неприметное тиснение.
Буквы. Не то кириллица, не то латиница. Целая фраза. Девиз фирмы-производителя?
Я перетащил чемоданчик себе на колени.
Кириллица. Какая-то длинная фраза, написанная вычурными вихлястыми буквами, стилизованными под рукописные. Не разобрать.
Я приподнял чемоданчик (ох и тяжелый!), поднес его поближе к лампе. И прочел:
«Меркурий светит белым на закате».
Потер глаза кулаками.
«Чего- чего Меркурий?»
— Что там такое? — в свою очередь насторожился Тополь, не забывая, впрочем, энергично работать челюстями.
— Да на чемодане надпись: «Меркурий светит белым на закате».
— Ну и что?
— А то, что это пароль… Мне Иван говорил, пусть ему хорошо лежится, что, когда ко мне за этим КМПЗ придет какой-то магистр, он скажет пароль: «Меркурий светит белым на закате».