Игра в «Потрошителя»
Шрифт:
Миллер не смог оценить по достоинству представление Дэнни д’Анджело, потому что к тому времени понял: упорные, ищущие взгляды направлены не на Индиану, а на него; в него проникала толчками эта мужская энергия, завораживающая, опасная, искушающая, которая и отталкивала его, и влекла. Не думая о том, что делает, он схватил стакан Педро Аларкона и выпил виски тремя большими глотками. Спиртное, которого он не пробовал несколько лет, обожгло горло и разлилось по венам до самой последней клеточки, волна тепла и энергии захлестнула его, смывая мысли, воспоминания, сомнения. Что может сравниться с этим волшебным питьем, решил он, с этим расплавленным золотом, пылающим, дарящим
Миллер не знал, в какой момент он встал из-за стола и стал яростно проталкиваться к стойке; не знал, чем закончился спектакль и сколько рюмок он выпил, прежде чем совершенно потерял над собой контроль; не знал, откуда взялась ярость, ослепившая его потоком расплавленного металла, когда какой-то молодой парень обнял его за плечи и, приникнув губами к уху, начал что-то нашептывать; не знал, в какой именно момент расплылись очертания реальности и он почувствовал, что раздувается, вылезает из кожи вон, вот-вот лопнет; не знал, как началась потасовка, скольких он молотил, равномерно работая кулаками, и почему кричали Индиана и Аларкон и каким образом он очутился в патрульной машине, в наручниках, окровавленной рубашке и со сбитыми костяшками пальцев.
Педро Аларкон подобрал с пола пиджак Миллера, вынул ключи от грузовичка и поехал следом за машиной, в которой его друга отвозили в участок. Припарковался поблизости и вошел в здание, где полтора часа дожидался, пока один из офицеров не принял его. Аларкон рассказал о произошедшем, стараясь как-то сгладить участие Миллера, а полицейский слушал его рассеянно, не отрывая взгляда от компьютера.
— В понедельник задержанный сможет изложить свое дело перед судом, а пока пусть побудет в камере, оправится от алкогольного отравления и успокоится, — изрек он наконец самым любезным тоном.
Аларкон стал уверять, что Райан Миллер вовсе не был пьян, он находился под воздействием лекарств, потому что получил черепно-мозговую травму во время войны в Ираке, где также потерял ногу, и время от времени ведет себя неадекватно, но при этом совершенно неопасен.
— Ах, неопасен? Расскажите это трем здоровым мужикам, которых увезли на «скорой помощи».
— Офицер, такой инцидент, как в клубе «Нарцисс», произошел впервые. Моего друга спровоцировали.
— Каким образом?
— К нему приставал мужчина.
— Неужели? В этом клубе? Чего только не наслушаешься! — рассмеялся полицейский.
Тогда Педро Аларкон использовал последний козырь и сообщил, что Райан Миллер работает на правительство и выполняет секретное задание; если офицер сомневается в его словах, пусть поищет в бумажнике задержанного, где найдется соответствующий документ, а если и этого недостаточно, он может сообщить код прямой связи с конторой ЦРУ в Вашингтоне. «Сами понимаете: нам не нужен скандал», — заключил Аларкон. Полицейский выключил компьютер, но слушал его, недоверчиво усмехаясь; потом велел посидеть и подождать.
Прошел еще час, прежде чем Вашингтон подтвердил сведения, представленные Аларконом, и еще один, прежде чем Миллера выпустили, заставив подписать заявление. За это время опьянение немного прошло, хотя он и покачивался на ходу. Они
— Поздравляю, Миллер, ты испортил выступление Уитни Хьюстон, — заметил Педро Аларкон уже в лофте, помогая другу раздеться; перед этим он дал Аттиле пописать и напоил пса.
— У меня голова сейчас разорвется, — пробормотал Миллер.
— Так тебе и надо. Пойду сварю кофе.
Он сидел на краю кровати, закрыв руками лицо, и Аттила тыкался мордой ему в колено. Напрасно Миллер пытался восстановить события этой ночи, угнетаемый бесконечным стыдом, с головой, полной песка, разбитыми губами, опухшими кулаками и веками. Ребра так болели, что было трудно дышать. Это был единственный срыв: три года и месяц он держался, не пил спиртного и не употреблял наркотики, разве только косячок марихуаны время от времени. Бросил по-мужски, без помощи психиатра, на которую, как ветеран, имел право, с одними только антидепрессантами; если на войне он был способен вынести больше тягот и боли, чем простые смертные, поскольку был для этого тренирован, как спасовать перед каким-то стаканом пива? Он не понимал, что с ним случилось, в какой момент он сделал первый глоток и начал скользить в бездну.
— Я должен позвонить Индиане. Дай телефон, — попросил он Аларкона.
— Сейчас четверть шестого утра, воскресенье. Не время для звонка. Выпей это и отдохни, а я погуляю с Аттилой, — ответил Аларкон.
Райан Миллер с трудом проглотил крепкий черный кофе и пару таблеток аспирина и тут же побежал в сортир блевать; тем временем его друг напрасно пытался надеть на Аттилу намордник и поводок. Пес не желал оставлять Миллера в беде и скулил перед дверью туалета: поставив торчком единственное ухо и тревожно вращая единственным глазом, он ждал команды от товарища по несчастью. Миллер на несколько минут подставил голову под душ, под ледяную воду, потом появился из ванной в шортах, весь мокрый, прыгая на одной ноге, и разрешил псу выйти погулять с Аларконом. И тут же рухнул на кровать.
На улице мобильник Аларкона загудел медными трубами: первые воинственные аккорды государственного гимна Уругвая. С трудом удерживая пса на поводке, он выудил телефончик из кармана и услышал голос Индианы: она спрашивала, как там Райан. Она видела ночью, как два могучих офицера полиции волокли его в патрульную машину, в то время как другие два офицера с помощью гориллы-сторожа, стоявшего в дверях, пытались навести порядок в клубе: клиенты, впавшие в раж, подвыпившие, все еще молотили друг друга под крики звезд сцены, так и не снявших перья. Дэнни д’Анджело, спрятавшись за стойкой, наблюдал за катастрофой с нейлоновым чулком на голове, держа в одной руке парик Уитни Хьюстон, а другой размазывая по щекам слезы пополам с потекшей тушью. Больше Индиана ничего не знала. В своем лаконичном стиле Аларкон ее просветил. «Сейчас приеду. Ты сможешь заплатить за такси?» — спросила она.
Через тридцать пять минут Индиана появилась в лофте в ботинках из змеиной кожи, накинув плащ на черное платье, в котором щеголяла ночью, и с подбитым глазом. Поцеловав уругвайца и пса, она подошла к ложу любви, где Миллер храпел, укрытый пледом, который Педро набросил на него. Индиана трясла его, пока он не высунул голову из-под подушки и не приподнялся, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Что у тебя с глазом? — спросил он Индиану.
— Пыталась удержать тебя и попала под горячую руку.