Игра в пятнашки (сборник)
Шрифт:
– Эти остальные – дети по сравнению со мной. Я в бизнесе вот уже шестьдесят два года. Из них тридцать четыре на посту руководителя отдела сбыта и двадцать девять – вице-президента. Мною и под моим руководством нашей продукции продано на четыре миллиарда долларов. В тысяча девятьсот двадцать третьем году Натан Идз назначил меня вице-президентом и пообещал, что однажды передаст мне солидный пакет акций корпорации. В последующие годы это обещание повторялось несколько раз, но так и не было выполнено. В тысяча девятьсот тридцать восьмом Натан Идз уведомил меня, что оговорил это в своем завещании. Я протестовал и к тому времени был уже достаточно обижен, чтобы перейти от слов к делу, вот только упустил время. Мой возраст приближался к семидесяти, и конкуренты больше не
Четыре годя спустя, в сорок втором, он умер. Когда огласили его завещание, я понял, что он вновь нарушил свое обещание. Я сказал, что проглотил две по-настоящему горькие пилюли. Так вот это и была первая. Вы можете, конечно, спросить, какая мне была разница – в мои-то годы? Я разменял уже восьмой десяток. Мои дети выросли, обрели свое место в жизни, свое счастье и находились на пути к успеху. Жена моя умерла. Я получал большое жалованье, даже выше своих потребностей. Ну и какая была бы мне польза от акций корпорации стоимостью три миллиона? Никакой. Совсем никакой. Возможно, вреда они принесли бы даже больше, чем пользы, – и мне, и моей семье. Но я решил прикончить эту девчонку, Присциллу Идз, тогда пятнадцатилетнюю, чтобы получить хотя бы часть из них.
– Берни! – ахнула мисс Дьюди.
– Да, Ви. – Квест посмотрел на нее, кивнул и вновь повернулся к Вульфу: – Я не рассказал этого полиции. Не потому, что счел необходимым утаить, а просто потому, что не посчитал полицейских публикой, достойной подобных откровений. И вот час назад я осознал, что это было бы… Удовольствием? Нет, не удовольствием, но превосходной возможностью облегчить бремя. Ведь после восьмидесяти это самое главное – облегчить свое бремя.
Вдруг он улыбнулся, но вовсе не кому-то из нас – он улыбался сам себе.
– Мое чувство справедливости было оскорблено. Я знал, что Натан Идз, получивший свой бизнес в наследство, очень мало способствовал его исключительному росту в ту четверть века, что номинально являлся его главой. В основном этот рост был плодом трудов двух человек – Артура Гиллиама, гения производства, и меня. Идзу пришлось отдать Гиллиаму десять процентов акций корпорации, чтобы удержать его, и теперь этим пакетом владеет дочь Гиллиама, миссис Сара Яффе. Поскольку мне недоставало твердости Гиллиама, я ничего и не получил. И это финальное вероломство Натана Идза в отношении его завещания оказалось для меня последней каплей. Я решил убить Присциллу не ради выгоды. Подобное побуждение являлось бы рациональным, а мои мотивы были далеки от разумных. Я просто потерял всякую власть над собой. Должно быть, в самом деле обезумел. – Квест взмахом руки отмел эту мысль и продолжил: – Я решил ее задушить.
Между присутствующими пробежал ропот, но он не обратил на это внимания.
– Мне было известно, что многих преступников выводят на чистую воду с помощью лабораторного исследования улик. И я принял самые тщательные меры предосторожности. Так, мне требовался кусок веревки, и я не один час размышлял, как безопаснее всего его раздобыть. У меня имелся дом в Скарсдейле, с двориком и гаражом. И конечно, там нашлось бы много всяких веревок, вполне пригодных для такого дела, но требовалась абсолютно неидентифицируемая. Думаю, я разрешил проблему весьма изобретательно. Я проехал по Бродвейской линии подземки до конца и отправился на прогулку. За полчаса я обнаружил две или три веревки, которые вполне подошли бы, но я был привередлив. Та, что в итоге меня устроила, нашлась на границе свободного участка, недалеко от тротуара… Кусок бельевой веревки в три фута длиной. Никого не наблюдалось и в ста шагах, но я все равно проявил осторожность. Наклонился, как будто хотел завязать шнурок на ботике, а когда выпрямился, в руке у меня уже была туго скрученная веревка.
Виола Дьюди не выдержала:
– Берни, ты ведь сочиняешь на ходу?
– Нет, Ви, все это происходило на самом деле. Я тут же запихал веревку в карман и не
Позже, когда гости разошлись, я, раздеваясь перед сном, размышлял над еще одной проблемой, причем не в первый раз. Надо ли чем-нибудь оглушить жертву, прежде чем набросить веревку ей на шею? Я считал весьма желательным применить только одно орудие – веревку, раз уж избрал такой способ. Сняв веревку с пояса, я стал набрасывать ее на различные предметы – ножку стула, книгу, подушку – и туго затягивать, но не сумел ничего выяснить таким образом. А мне необходимо было знать, насколько туго нужно затянуть веревку, чтобы жертва не могла дышать и кричать и быстро стала беспомощной. Поэтому я обвязал веревку вокруг собственной шеи, покрепче ухватился за концы и начал тянуть.
Слушатели не сводили с него глаз, когда он поднял кулаки к горлу и принялся медленно разводить их в стороны.
– Бог мой, – промолвил кто-то.
Квест кивнул:
– Да, но этим-то все и разрешилось. Никто не подоспел ко мне на помощь. Я просто пришел в себя, после того как упал на пол и пролежал голым несколько минут… не знаю, сколько именно. Не знаю я и того, что вызвало обморок: одно только психологическое напряжение или же затянутая на шее веревка. Но я твердо знаю, что то был единственный раз в моей жизни, когда у меня в мозгу мелькнула мысль о самоубийстве. Нет, не когда я обвязал веревку вокруг шеи и затянул ее – тогда мне точно об этом не думалось, – а после того, как я пришел в себя. Какую-то минуту в голове у меня было совершенно пусто. Я сидел на полу и таращился на веревку в руке – и вдруг все это обрушилось на меня, словно прорвало плотину. Я совершенно серьезно и осознанно планировал убийство – вот и веревка в доказательство! Или это был всего лишь кошмар? Я кое-как встал на ноги и доковылял до зеркала. На шее оставалась синяя борозда. Если бы в этот самый момент под рукой у меня оказалось какое-нибудь быстрое средство, скажем заряженный пистолет, думаю, я бы покончил с собой. Но ничего такого не нашлось, и я не свел счеты с жизнью. Позднее, ближе к утру, кажется, мне даже удалось заснуть.
Что ж. – Квест развел руками. – На этом все и закончилось. Десять лет поднос с этой веревкой, аккуратно скрученной, простоял у меня на комоде, где я ее видел по утрам и вечерам. Меня часто спрашивали, зачем она там лежит, но до сегодняшнего дня я не отвечал. Насколько я…
– Она все еще там? – спросил Вульф.
Квест удивился:
– Конечно!
– Она оставалась там постоянно?
Тут Квест всполошился. Челюсть его отвисла, и он сразу стал выглядеть лет на десять старее. Когда же он снова заговорил, интонация сделалась другой.
– Я не знаю, – пролепетал он, едва ли не потрясенно. – Я не был дома с утра понедельника, жил у сына в городе… Мне надо позвонить. – Он встал. – Мне надо позвонить!
– Вот, – сказал я, пододвинул к нему телефон и встал.
Он сел в мое кресло, набрал номер и после долгого ожидания заговорил:
– Делла? Нет-нет, это мистер Квест. Прости, что вытащил тебя из постели… Нет-нет, со мной все в порядке. Всего лишь хочу кое о чем тебя попросить. Ты ведь помнишь тот кусок старой бельевой веревки у меня на комоде? Я хочу, чтобы ты сходила и проверила, лежит ли она там, как и обычно, как всегда лежала. Я подожду у телефона. Сходи проверь и скажи мне… Нет, ничего не трогай, просто посмотри, на месте ли она.