Игра в выживание

Дахненко Александр

«Живешь среди тварей двуногих…»

Живешь среди тварей двуногих, И любишь, и мучишься зря. И топчешь провинций дороги, Стихами порой говоря. Средь сотен таких же и тысяч Грустишь ты на этой земле. И пламя пытаешься высечь Из сердца в тревожащей мгле. Отчаянье горькое гложет: Эпоха все лживей, больней. И скоро тебя уничтожит Недоброю памятью дней.

«Жизнь

в неудачах и в тоске вины…»

Жизнь в неудачах и в тоске вины — Воспитывает боль нас очень строго. И только ускользающие сны Надеждою обманут на немного. Мы пьем, но не пьянеем до конца. И редко мы по ком слезу уроним. Так растворяются черты лица В обыденной за благами погоне. И все ясней предчувствие беды — Погибели без смысла и без цели. Мы путаем зазря в ночи следы — Давно у тьмы предвечной на прицеле.

«Нам о величье родины твердит…»

Нам о величье родины твердит Заезжая очередная шкура. О Боже, им давно неведом стыд, И как подла двуногая натура. Иуды всех калибров и мастей Слетаются на запах мертвечины. Идет оплата по числу костей — И это точно признак чертовщины, Творящейся и в душах, и кругом… (На лицах инфернальная усмешка). Как много их, торгующих с врагом, И как же отвратительна их спешка. Торопятся продать и потребить, Чужие жизни превратив в монеты. О, грозное возмездие, ну где ты? Неужто это можно позабыть?

«Не стоит кривить душой…»

Другу Артему

Не стоит кривить душой, Мой друг дорогой, не стоит. Пусть даже бедой большой Судьба тебя удостоит. Пока еще в этой тьме Твоя не кончена повесть. В лихой людской кутерьме Старайся услышать совесть. Пусть голос ее порой Тебе обещает муки. От клоунов с их игрой Спасут тебя его звуки. Гитару в руки возьми И, струны перебирая, Вселенной тайны пойми, В высокой тоске сгорая.

«Общение с людом, что ждет позитива…»

Общение с людом, что ждет позитива, Меня утомляет, и я усмехаюсь. Их жизнь до последней секунды фальшива, В компании их я всегда задыхаюсь. Застольные песни банальны до боли, И так безобразно-скучны разговоры, И еле терплю я весь шум этой своры, Слегка утопив свою злость в алкоголе. Мне хочется несколько стихотворений Прочесть им. Но в пошлости люди упорны — И их развлекает, как клоун ковёрный, Приятель, боящийся собственной тени.

«Ты сам виноват в горькой жизни во всём…»

Ты

сам виноват в горькой жизни во всём, И это уже не исправить. И должен, сказав и о том, и о сем, Эффектную точку поставить. К космическим далям стремилась душа И душным давилась комфортом. Теперь не хватает порою гроша, И сердце отчаяньем стерто. И в прошлом событий великий размах Казался прологом к победе. Теперь же во взгляде беспомощный страх, И мир твой безумьем разъеден.

«Во враждебной среде обитания…»

Во враждебной среде обитания По просторам погибшей страны, Продолжаешь зачем-то скитания, С неизбывным мотивом вины. Воплощаться, похоже, не стоило И с двуногими горькую пить. Только б небо потом упокоило, Помогло все простить и забыть. Приближается жизни крушение, Сил все меньше, а горе — горой Вырастает из опустошения… И из зла, что казалось игрой.

«Да и кем ты бы был — менестрель-одиночка…»

Да и кем ты бы был — менестрель-одиночка (Что скитается множество тягостных лет), Если бы не печали прекрасная строчка, Что летит к тебе снами с далеких планет? А космический ветер несет твою душу, О высоком призвании с ней говорит. Ты с листвою осенней предчувствуешь стужу, Что возвысит, очистит тебя и взбодрит. Пусть порою страшит неожиданный фатум, Обреченность твоя неизменно светла. Мудрость сердца обязана горю, утратам. Опыт жизни обязан иронии зла.

«Холод, осень, свобода…»

Холод, осень, свобода. Из удушливых дней Нас уносит природа В мир промозглых теней. Ветер. Стынет усмешка На замерзших губах. Инфернальная спешка — Перед вечностью страх. Годы. Снова скитанья И никчемность минут. Неудача восстанья, Бытовой неуют. Что осталось? Лишь строфы, Ругань, слезы, мольбы. Яркий свет катастрофы Непонятной судьбы.

«Я не люблю людей, но мне их жаль…»

Я не люблю людей, но мне их жаль. Такие вот капризы подсознанья. И осени прохладная печаль Тревожит вновь мои воспоминанья. Легки прогулки: шорохи в ночи, И небо — что еще на свете надо? И звездного отчаянья лучи, И жизнь моя в начале листопада. Мне нечего просить или прощать И в прошлом дорогие силуэты. Лишь вечность продолжает восхищать Больную душу возле самой Леты.