Игра втемную
Шрифт:
– Что с вами? – спросил Генка.
– Ушибся. Вот тебе фотография, на обратной стороне – место встречи и номер машины. Запомнишь сегодня, а завтра, как обычно, отдашь.
Генка кивнул.
– Ты из пистолета стрелял когда-нибудь? – спросил знакомый.
– Из спортивного, несколько раз.
– Это почти одно и то же, справишься. Ствол получишь завтра. Нет возражений?
Генка выжидательно молчал.
– Понял, – кивнул знакомый, – гонорар увеличивается вдвое. Годится?
Генкино лицо не дрогнуло. «Все?» – спросил он.
– Еще такое дело, – замялся знакомый, – я сегодня к тебе, наверное, в последний раз прихожу. Нужно уезжать. Ты не возражаешь, если я твой адресок дам одному своему
– Завтра я буду работать уже для него? – спокойно спросил Генка.
– Для него.
– Хорошо, – сказал Генка, – я не возражаю.
– Пока, что ли, – сказал взрослый.
– Пока, – ответил Генка Превезенцев, тринадцати лет от роду, и не оглядываясь вошел в подъезд.
– Ну что, Малый, он согласился? – спросил водитель, когда Малый сел возле него.
– Согласился. Я после каждого разговора с ним как холодной водой облитый. Будто это не он сопляк, а я.
– Что поделаешь, – сказал водитель, – дети сейчас быстро взрослеют.
15 марта 1995 года, среда, 23-35 по Киеву, Город.
Главным и наиболее действенным лекарством при сотрясении мозга является сон. Во всяком случае, я об этом неоднократно слышал и даже читал. У человека с сотрясением мозга должна быть повышенная сонливость. Организм сам старается применить самое действенное лекарство. Вот только до сих пор мне не приходилось читать, как именно реагирует страдающий сотрясением мозга на свою травму, если количество адреналина в его крови удвоилось. Меня всего крутило и колотило. Наступила какая-то странная реакция на все происходящее. Вместо паники и отчаяния, которые сегодня меня уже посещали, неожиданно пришла жажда деятельности и горячее желание во всем разобраться самому.
Выпроводить Петрова удалось только после того, как я клятвенно пообещал ему никуда из дома не выходить и разрешить ему завтра или послезавтра еще раз меня навестить. Выходить на улицу я и сам не собирался, а визит меня уже не пугал. При всех попытках Петрова меня запугать, воздействие на мое настроение он оказывал скорее положительное, чем отрицательное. И кроме того, отдельные вещи, которых он касался в разговоре, натолкнули меня на забавные мысли.
Я совершенно не собирался верить всему тому, что он городил мне о жизни украинской мафии в тени спецслужб. Кое-что я смогу уточнить у Давида Абрамовича, А вот некоторые моменты можно просчитать прямо в постели.
Петров ляпнул что-то об офицере некой разведки. Или контрразведки. Причем, с бойцом невидимого фронта я поддерживаю отношения вот уже несколько лет. Далеко не так много людей, с которыми я общаюсь, могут подходить под эту категорию. И еще одно – во всех, или почти во всех моих приключениях существует нечто, объяснимое только наличием этого самого загадочного разведчика.
Какого, к чертовой матери, разведчика. Стукача несчастного. Это же надо – вести себя как ни в чем не бывало и одновременно закладывать невиновного человека. Если бы я только мог взять его за горло. Потом я успокоился. Или почти успокоился. И решил изо всех сил оставаться спокойным и хладнокровным.
Мы имеем то, что имеем. Попытаемся проанализировать свои болевые точки. Нос можно не трогать, с ним более-менее все в порядке. Начнем с самого начала. Я высосал из пальца версию двойного убийства. Ну, тут я лез в дерьмо совершенно самостоятельно и меня никто не подталкивал. Кроме главного редактора. Кстати, именно он меня на это дело натравил. И если бы не его страстное желание видеть материал об этом на страницах своей газеты, я бы не особенно и выпендривался. Первый подозреваемый. Неплохое начало. Затем я с высоко поднятой головой
Я сел в постели, почти не обращая внимания на головокружение и боль в лице. Именно в день отъезда, когда я еще даже и не представлял себе, чем может обернуться командировка, впервые возникло то самое дело, об убийстве сотрудника группы «Сверхрежим». Точно, мне позвонил Владимир Александрович и что-то там говорил об этом деле, но я торопился и значения этому не придал. Более того, мне впервые о существовании такой темы сказал опять таки Владимир Александрович на заседании клуба. Это было в тот день, когда у меня состоялась драка на улице. Владимир Александрович объяснил мне свой интерес к этой проблеме вначале знакомством с одним из работников группы, а потом и личной просьбой этого работника. И в том, и в другом случае он не назвал ни его имени, ни его координат. Плюс ко всему этому, мой попутчик по дороге из Москвы тоже рекомендовал мне порыться в этом вопросе. И каждый раз меня подталкивали к этой теме все энергичнее и энергичнее. Пока, наконец, я не прибыл в СИЗО для беседы с убийцей. И вот тут-то меня взяли в оборот.
Очень и очень интересно, что конкретно имели в виду те трое, которые обрабатывали меня перед домом? И ведь действительно, за мной следили.
Голова шла кругом, но откуда-то из глубины поднималась уверенность в том, что я могу все это разгадать.
Почему это я преисполнился уверенности, что мои неприятности начались с появления статьи в печати? Вначале я позвонил Парамонову в Москву, и он нашел моих покойников живыми и здоровыми. А ведь за их домами должны были следить. И – стоп – он слишком долго тянул со звонком ко мне. Куда логичнее было бы, натолкнувшись на подобное дело, сразу же мне перезвонить, ведь знал, что мне эта информация нужна была срочно. Если бы он позвонил вовремя – не было бы никакой статьи. Не исключено, что я бы не решился браться за это. Ведь когда он это все мне сообщил, я впервые испугался. Сережа Парамонов. Старый мой знакомый, еще со времен службы. В отдельном местном стрелковом батальоне охраны. И он же заказывал нам обратные билеты из Москвы. И он же сопровождал нас к Останкино. И он же…
Я лег. Мне стало немного хуже. И резко потянуло в сон. Возбуждение ушло, как вода в песок. Осталась только головная боль и тошнота. Чем дальше – тем дерьмовее. И, похоже, это не предел моих возможностей. Ненавижу.
ЧАСТЬ 3
Глава 1
16 марта 1995 года, четверг, 3-45 по местному времени, Босния.
Лану справился со своей задачей. Пост был занят быстро и без потерь. Из часовых живыми удалось взять двоих. За пять минут интенсивного допроса они рассказали о внутреннем расположении зданий в лагере.
Перед самым броском Драгунов вдруг решил идти в лагерь только вдвоем с Блоком. Петр и Павел остались вместе с одним из парашютистов. Узнав об этом, Лану пристально посмотрел в лицо русского, но промолчал.
– Вы готовы, господин Блок? – спросил Драгунов у американца.
– У нас не так уж много времени осталось до рассвета, – ответил Блок.
– Значит – вперед, – скомандовал Драгунов.
И, уже сделав несколько шагов, обернулся к старшему сержанту:
– Работаем как договорились.