Игра. P.S.
Шрифт:
— Кто это его? — спросила я у Стаса, который привез нас с Настей в клуб.
— Дёма.
— Твою ж… — всё, что смогла сказать я. Стаса тоже не радовал такой расклад между Ветровыми.
Меня подносило рвануть в випку и устроить этим двум прочистку мозгов, но нужно было отработать стриптиз на сцене. Как только закончился танец, переоделась и взвинченная до красного уровня опасности влетела к парням. Хотя там были не только парни. Рома и Янчик подогревали в своих объятиях очередное «горяченькое» на ночь.
— Дём, вставай. Пошли! — нависла я над парнем.
— Может присядешь, — ответил Мистер Спокойствие. Но это сейчас точно не для меня. Схватила Дёму за руку и спросила Ильина:
— Твой кабинет открыт?
Янчик согласно
Минут пять я мерила шагами кабинет владельца клуба, но не могла подобрать слова, чтобы начать разговор. Дёма стоял, опершись на стол. Как всегда невозмутим. А я еще больше от этого дергалась. Бесило его равнодушие. Он подрался с родным братом, а потом сидел с ним вместе и отмечал. Отмечал, что его семья даёт трещину. И всё из-за меня.
— Дикарка, может ты уже остановишься и скажешь что-нибудь.
— Ага. Скажу, — я подошла и стала напротив парня. — Ты идиот.
— Интригующее начало разговора. И на основании чего, Екатерина Валерьевна, вы сделали такие выводы.
Дёма веселился, а мне было не до смеха. Мало того, что из-за меня подрались братья, так я еще не знала, как об этом поговорить, чтобы не вылезли наружу скрытые камни нашего треугольника.
— Вы подрались с Ромой? — я взяла Дёму за руку, указывая на ссадины.
— Нет. Мы не дрались. Я набил ему морду, и мы разошлись.
— Дём, так нельзя. Вы семья. Вы братья… — Ветров старший не дал договорить.
— А так как он можно? — не дожидаясь ответа, Дема подхватил меня и усадил на стол. Обхватил своими ладонями моё лицо и продолжил, смотря прямо в глаза. — Я никому не позволю обижать тебя.
Я хотела возразить, что я для него никто, а Рома… Но не стала. Дёма гладил мои щеки большими пальцами, а потом легонько коснулся губ.
— Дикарка, ты должна понять, что я не мог поступить по-другому. Ты можешь злиться, ругаться, даже обижаться, но я всегда буду защищать тебя. И не важно перед кем. И ты не сможешь с этим ничего сделать. И я уже тоже не могу.
Он так смотрел…
Смотрел на мои губы.
Умоляю. Не хочу, чтобы он поцеловал меня. Мои руки тянутся к его груди, чтобы установить барьер между нами. Лишь бы он только не понял, что я умру от его поцелуя. Не устою и отпихну его навсегда…
Глава 10
Рома
Снова это бесячее «мы». «Мы с Зориным». «Мы с Дёмой». Треплет мне нервы, издевается гадина мелкая. Меня коробит от каждого чужого взгляда на нее. Дёргает всего, подносит, рвёт всё нутро от того, что какой-то урод шлифует глазами фигурку моей Вишни. А она даже глазом не ведет, никак не реагирует на телок рядом со мной. Точнее даже не со мной, а на мне. Ведь я обвесил себя девками вдоль и поперек. Вилял ими перед носом Бельчонка. Но ей пофиг. Для нее я уже просто забытый бывший, и она всем транслирует это. Притом не самый лучший бывший. Не идеальный. Сейчас у нее «мы» с моим братом. Только вот какая фигня. Я не злюсь на Демьяна. Понимаю его. Понимаю, почему он любит моего Бельчонка. Не понимаю её. Не понимаю, как можно так быстро забить на всё, что было между нами. Отпустить меня и вцепиться двумя руками в Дёму. Руками, которые я согревал в своих ладонях. Руками, которые держал и не мог отпустить как безумный.
— Мы уходим, — заявила она после их разговора с Дёмой в кабинете Ильина. Хотя кому я вру. Не ходит мой брат таким довольным после обычных разговоров с девушками.
— Катюха, а коктейль? Я специально для тебя сделал. На столько же безалкогольный, на сколько был сексуальным твой танец, — с ухмылкой отозвался Ян.
— Там вода? — подыграла Ильину Бельчонок и схватила бокал.
— Нет… Водка.
— Эй… Дикарка… Тормози… — Демьян выхватил бокал и вернул его Яну. — Мы собрались покататься по городу, и ты за рулём.
Как только Дёма с Богдановой ушли, Стас предложил выйти.
— Бес, что за жесть ты творишь. Ты какого хрена Катю так опускаешь. Поставить на колени из-за бабской болтовни? Ты серьезно?
— Стас, так что мешает? У меня под левым глазом еще фингала нет. Можешь поставить…
— Дружба останавливает, придурок…
Стас ушел. А я так и остался подпирать стену. Возвращаться в випку не хотелось, только если напиться. Хотя это тоже не помогало. Уже не помогало ничего. Ни груша, на которой я вымещал злость. Ни алкоголь, который я вливал литрами, чтобы забыться. Ни работа, ни бабы, ни скорость. Нихрена не спасало от мыслей о ней. Она под кожей. И как бы я не рвал себя, не могу вырвать ее оттуда. Поэтому и шифер едет, и руки чешутся, и глаза щиплет, и свет тухнет. Х*ячь по всем фронтам, и не знаю как из него выплыть. Закапываю себя еще глубже, но с ней не могу иначе. Не могу видеть ее такой счастливой. Я бл*дь съ*бался из ее жизни, и она прям расцвела. Улыбка во все тридцать два. А у меня от этого злость до зубного скрежета. Поэтому и творю всю эту жесть, по словам Стаса. Да и не только Стаса. Вот Дема красноречиво по лицу кулаком прошелся. Объяснил младшенькому, что не прав. Да я сука сам знаю, что не прав. Знаю, что скатился до уровня своей матери, которую ненавижу. Она била меня, обзывала, наказывала, чтобы заглушить обиду за испорченную жизнь, переложить вину на меня. Сейчас я поступаю также. Даже хуже. Потому что я ждал от матери издевательств, даже напрашивался на них. А Бельчонок все еще видит во мне человека, который может быть добрым. Видит что-то светлое во мне, хотя там тьма непроглядная…
Нашу дружбу с парнями тоже она сохранила. По ее наводке парни мириться ко мне приехали в особняк отца неделю назад. Она их взяла на слабо, а Ильин ее в ответочку. Вот и зажигала сегодня на сцене «Фараона». Когда увидел ее представление, решил, что у Янчика совсем кукуха поехала. Дёма тоже был не в курсе представления Бельчонка. Зато Стас был подготовленный, знал всю программу от А до Я. И начал ржать заранее. Я смотрел как идиот сначала на Стаса, потом на шоу на сцене, потом на Янчика, который сначала посинел от злости, потом покраснел от стыда, а потом стал ржать как умалишенный.
— Ян, что это за фигня у тебя на сцене происходит? Ты где такой экспонат отыскал? — спросил я.
— Это Богданова, — фыркнул Ильин. — Вот же зараза. Всё равно уделала меня.
На сцене, виляя пушистым хвостиком, снимал с себя шорты заяц. Заяц! Твою мать… Большой плюшевый заяц. Богданова в костюме зайца эротично танцевала стриптиз, причем мужской. Заяц самцом оказался.
— Ну вот как на нее злиться? Отработала же на высшем уровне. Во как танцпол завела, — Янчик ликовал и бесился одновременно. — А прибить всё равно охота. Ведь снова развела меня, как малыша.
После клуба поехал сразу к отцу. Не мог в квартиру. Там полусдутые воздушные шарики, коробка с браслетом на тумбочке в прихожей, ее слёзы и кровь на полу и яркая болезненная картинка в моей голове. Но только и у отца уснуть не смог. Образ Бельчонок на коленях не щадил мои нервы. Я не хотел ее прилюдно унижать, да и извинения мне тоже были не нужны. Она сама начала. А я не сдержался. Вспомнил, как с Демой в обнимку из столовой вышла, оставив меня перед всеми в дураках. Вспомнил, как за руку с ним шла по коридору, а я как пес сзади, наблюдая за ними. Вспомнил, как они не могли оторваться друг от друга в гардеробе, а я не мог отвести взгляд от них. «Такие милые», что повеситься хочется. Вспомнил и отыгрался на ней своим грязным «на колени». Если бы мы были в университете, где на нас смотрели сотни глаз, не сделал бы этого. Потому что не позволю никому унижать Бельчонка. Не позволю смотреть на ее свысока. Никому не позволю обижать ее. Никому не разрешу, а себе запретить не смог. Слетел окончательно. А потом не мог смотреть, как она опускается на мокрый асфальт. Не мог видеть ее дрожащее озябшее тельце, но высоко поднятую голову. Прогнал ее, потому что невыносимо. Невыносимо было чувствовать себя таким ничтожеством.