Игра
Шрифт:
Оранжевые черепахи падают в Ла-Манш и никогда не возвращаются Садовой улицей после полуночи в Новый Год;
из подъездов высыпаются гласные, и ты поднимаешь их с асфальта и пытаешься отогреть (твои губы и голос),
и держишь на ладони пурпурное «М»;
никогда не останавливайся, ОК?
(Через четыре) отвечая на телефонные звонки и пряча мертвеца под роялем, пытаешься не выронить
голос сворачивается клубком и мурлычет;
заводные игрушки двигаются в пустой комнате -
я, внутри своего глаза и ты, Оранжевая Странница Нигде.
Апельсиновые деревья; вечер на площади, когда нет Оранжевого и Зеленого и так легко говорить;
ветер желания, ангелы для тебя и голос в центре пульсирующего Ничто;
не останавливаться и смотреть, как разлетаются блестки,
и ветер,
и из открытой форточки пахнет апельсинами;
ты ждешь возле зеленой реки, на дне – странники, и они смотрят на тебя – и гул, и отражения;
еще четыре; везде четыре.
И ты падаешь в море Оранжевого и называешь ледяной поток, спускающийся с гор
и/или вынуждена выдумывать новую игру – как сон о захлопнутой двери или погружение в море <оранжевого>
и блуждания по узорам <мне кажется>
так можно создать движущуюся картинку
<ОК>
трамваи везут тебя в центр, и ты знаешь, что будет через пятнадцать минут <рекламный человечек об этом позаботился>;
тебе остается только смотреть и наслаждаться игрой
(чувствуешь, как тает на языке),
но не вернуться;
ночью ветер желания и оранжевые фонари <не здесь>
и действие (любое) становится обрядом.
(Не говори об этом пурпурному человечку,
он сам догадается и о рыбах, и об облаках.)
Кружится, кружится по спирали
и рыбы внутри твоего глаза и не найти.
Пусть будет имя.
<Рекламный человечек пишет его на фиолетовом.>
– Да-да-да, говорит Нил, зажигает очередную
(Так он становится похожим на его отца, и Зигмунд берет у него спички и тоже раскуривает сигару).
В конце концов вся комната наполняется дымом, и они выходят на балкон, где сижу я.
Мы слышим, как идет электричка, и кто-то говорит, что в один из этих дней он изрежет тебя на маленькие кусочки.
– Да-да-да, говорит Брюс и достает свою пачку
(он, оказывается, стоял на балконе этажом ниже и все слышал, ведь его уши и глаза у тебя в кармане,
и твои пальцы падают очень медленно,
и ты все-таки засыпаешь,
и серебряные ящерицы несут тебя в следующее утро).
<1997>
Иди Одна
Окна смеялись,
Клоуны шли по двору;
Летели птицы.
Когда ты пришла, их было трое.
Приснилось небо -
Меня не было, играет кто-то другой.
Зверь бежал, касался мохнатым боком.
Его убили. Не осталось Никого,
Кто смог бы.
Иди одна.
Тишина ли?
Переплести слова и запахи вязью сна,
Обмана или шагом кошки в ноябре,
Когда выпадет первый снег?
Молоко. Белый день <где?> оранжевые блестки,
Которые подарила тебе мама?
Река несет к вечеру, какой сон, такое и завтра.
Сердце бьется, устало.
До полуночи – час.
Ничего, сделаешь из слов.
Ловушка, часы, которые никогда не ходили,
Взгляд и/или ночью,
Когда желтая лампа, туман и
Потому что скучно, голосом разбить витрины
Универмагов,
Чтобы тебе уже некуда было деться.
Стрелочники возвращаются.
Стеклянные поезда где сплю,
День, два и никогда не остановиться.
Из оранжевого в безрадостный за полчаса,
Где только голос и <Эм?>.
Твой <?> дом,
Конец ознакомительного фрагмента.