Игра
Шрифт:
Катарину охватило отчаяние. Теперь ей нечем было защищаться, и у нее не осталось союзников. Она могла полагаться только на себя. Она должна вести себя очень осторожно.
— Ваше величество, — сказала Катарина, облизывая губы, — я принимаю все обвинения в том, что соблазнила Лэма. Я не могла справиться с собой, так же как и моя мать. Вы правы. И… и мне очень жаль. — Она склонила голову, содрогаясь от обуревавшей ее внутренней борьбы гордости со здравым смыслом. — Умоляю вас простить
Елизавета не двигалась. Катарина ощущала на себе ее взгляд.
— Я не расположена даровать вам прощение, — наконец сказала Елизавета, но более спокойно, и уже не столь злобным тоном.
Катарина осмелилась поднять голову и встретиться с ней взглядом.
— Раз я во всем виновата, то было бы несправедливо и бессмысленно обвинять Лэма, верно?
В глазах Елизаветы внезапно мелькнуло что-то вроде уважения.
— Я и не знала, что вы владеете логикой спора, Катарина.
Катарина не отвела взгляда.
— Я бы не осмелилась спорить с вами, ваше величество. Елизавета посмотрела на нее так, словно видела ее насквозь.
— Ваша мать тоже была очень умна, находчива и очень решительна. Она не раз стояла передо мной на коленях, так же как вы сейчас, умоляя о милости к своему избраннику.
Катарина открыто смотрела на нее, еще не осмеливаясь надеяться или облегченно вздохнуть при этом новом повороте разговора и изменившемся тоне королевы.
— Лэм — изменник, даже если страсть заставила его потерять голову, а изменников следует вешать.
Катарина не пошевельнулась, оставаясь с виду совершенно безучастной, хотя слова королевы ожгли ее, словно бичом. Она должна теперь высказать свои доводы и, чтобы спасти Лэма, эти доводы должны быть безупречны.
— Вы знали Лэма, когда он был еще младенцем. Наверное, вы еще сохранили какую-то приязнь к мальчику, который рос и воспитывался вместе с вами у вас дома?
— Возможно, — сказала Елизавета с блеском в глазах.
— Разве то, что у вас было общего, не дает ему права попытаться исправить ошибку?
— Нет, не дает, — откровенно ответила королева. Она помрачнела. — Этот грустный и одинокий мальчик сделался опасным мужчиной, который предал меня. Мальчик мне нравился. Мужчина мне отвратителен!
И внезапно Катарина поняла причину ненависти королевы к ней.
— Он вам отвратителен, — мягко спросила она, — или вы его обожаете?
Сначала Елизавета словно не поверила своим ушам, но потом ее лицо исказила ярость.
Прежде чем королева успела что-то сказать или ударить ее, Катарина воскликнула:
— Ваше величество, ведь его обожают все женщины из-за его мужественности, его благородства, несмотря на то что он пират. Я только одна женщина среди многих, которые у него были, и
Гнев Елизаветы угас так же быстро, как и вспыхнул. Она посмотрела на Катарину, не скрывая уважения.
— Вы уже не тот ребенок, каким были, верно, Катарина?
— Ваше величество, Лэм хорошо послужил вам. И он еще может вам пригодиться. Что бы ни говорили, он — Владыка Морей. Прошу вас, простите ему его преступление. Не осуждайте такого человека на смерть. Накажите его, но не казните. Подумайте, каким он может оказаться полезным.
— Я не могу ему доверять, — сказала Елизавета. Катарину пронзили страх и отчаяние. Она поняла, что имеет в виду Елизавета. Теперь, сама страдая от предательства Лэма, она отлично ее понимала.
— У вас есть множество мудрых советников. Наверняка кто-то из них мог бы разработать план, при котором Лэм предоставил бы вам какую-то гарантию своего примерного поведения.
Королева ничего не ответила. Катарина неуклюже поднялась на ноги.
— Живой он гораздо ценнее для вас, чем мертвый.
— Если он повиснет в петле, это станет хорошим уроком для других потенциальных заговорщиков, — ответила Елизавета.
Катарина отчаянно подыскивала подходящий ответ.
— Если его казнят, то это навсегда. Вы никогда не сможете вернуть его обратно. Сумеете ли вы жить с этим? — сказала она, моля небо, чтобы королева любила Лэма больше, чем заподозрила Катарина.
Но королева не ответила — она даже не слышала ее. Она уставилась на Катарину, хватая ртом воздух.
Катарина вдруг сообразила, что когда вставала, забыла придержать края плаща, и теперь он распахнулся, позволяя видеть, что она беременна. Она побелела от страха.
Елизавета не могла отвести широко раскрытых глаз от живота Катарины.
— У вас будет ребенок. Мне следовало догадаться. Было бы просто поразительно, если бы О'Нил не подтвердил свою мужественность.
Катарина инстинктивно запахнула плащ.
— Это его ребенок?
— Да, — выдохнула Катарина.
— И когда он должен родиться?
— В июле.
— Какое бесстыдство! Повторяю, в вас нет ни капли стыда. Я не позволю при моем дворе разгуливать шлюхам, беременным ублюдками!
Катарина изо всех сил старалась справиться с отчаянием, стараясь сдержаться, чтобы не крикнуть, что ее ребенок вовсе не ублюдок.
— Вы были подругой Мэри Стенли.
— Тогда я не была королевой, — отрезала Елизавета. Катарина поняла, что проиграла. А ведь всего мгновением раньше ей казалось, что она сумеет победить.