Игра
Шрифт:
Жанжак стукнул кулаком в дверь. Постоял, прислушиваясь, сквозь шум в ушах от собственного дыхания, сквозь стук сердца — ничего. Стукнул еще раз.
— Эй, как там тебя! — шумнул слегка, оглянувшись тут же с опаской на высокий забор и на закрытые ворота.
Тяжелая крепкая дверь, вся в шрамах от ударов топором, не открывалась.
— Постой, — на его плечо опустилась рука — сзади стоял бесшумно подошедший Найф. По нему и не скажешь, что пробежали пару километров. — Не кричи. Объясни толком, что и как.
— Но там же Старый! — ткнул лекарь
— Но шуметь-то зачем? Не открывают? А может, нет там никого? Ты объясни, чего нас сюда вел? Почему скрытно? В чем дело?
— Так ведь — это… Ведь селян-то патруль под замок посадил!
— Что-о-о? — выдвинулся грудью вперед взмокший после пробежки Локо. — Как это — под замок? А батя? А братья?
— И старосту тоже. Всех мужиков, вон, в дружинную избу забили и караул у дверей поставили.
— Патруль? — оторопел Найф. — Так, у патруля же, как я слышал, договор с селом?
— Ага, договор… Только к бою ночью они не поспели. А потом, видать, разобиделись, когда село заявило, что со свободными договор заключит. Ну, вот. Я так думаю. Учитель-то больше понимал, но он в хранилище ушел. А оттуда — Старый пришел. Один. Вот он вас и звал, чтобы отряд составить и селян освободить. Он же дружен со старостой.
— А причем здесь церковь? — хмуро глянул из-за спины сына старосты Витас. Его учили в школе, что священники — такие же обманщики, как свободные. Только хитрее. Сами не бьют. Только других подговаривают.
— Так с колокольни же видно лучше, — Жанжак даже удивился непонятливости. А потом добавил зачем-то:
— А священник — патрульный.
И замолк, сам пораженный вдруг тем, что сказал.
— И Старый остался с ним? — недоумевающее спросил Витас.
— Жанжак, — непривычно ласково спросил Найф, — так ты, значит, со Старым обсуждал, как мужиков от патруля освободить, и потом за нами кинулся, а он — там? Остался с патрульным?
Пауза затянулась.
— А мне плевать на вашего Старого, — вдруг вскрикнул Локо. — Мой отец — там. И братья тоже. И я пойду их выручать!
— Один?
— А хоть и один! — он скинул мешок, одним движением натянул тетиву арбалета, вставил в гнездо стрелу. — Я пошел. А вы — как хотите. Ждите тут своего Старого… Или батюшку…
Центр
— Ну? Где тут и что у тебя? Показывай.
Это был не отряд, а какая-то сборная солянка. Кто в кожаных жестких плащах, кто в черной форме с погонами, кто — обвешан железом и в руках железо. Все стояли напряженно, настороженно, оглядываясь по сторонам, всматриваясь в тени. Но вокруг все было тихо. Тихо и пустынно, как на хорошо ухоженном кладбище в будни. Вот только и птиц слышно не было.
Вокруг в утренних сумерках темнели горы щебня, в которых то тут, то там виднелись черные провалы — здесь когда-то давно были первые этажи — входы в подъезды и подвалы многоэтажек, рассыпавшихся неведомо когда. Местами сквозь камни тянулись к небу вездесущие неубиваемые ничем
Найф вел группу за собой. Он мог бы крутнуться, упасть, сшибить ногами заднего, задавить его быстро, отнять оружие, отбиться, перекатиться в тень, стреляя на ходу, скрыться — город был знаком… Или вовсе незнаком? Он шел, с удивлением не узнавая окружающего. Да и стальная цепочка, заканчивающаяся на его запястье, не давала почувствовать себя свободным.
Когда в него ткнул палец, и его выдернули из толпы, он не стал ждать расстрела, а упал, как подкошенный, под ноги караула, лежа ногами как ножницами сбил одного, перекатился в тень, кувыркнулся назад, вскочил и сразу прыгнул вверх, встречая ударом ноги того, кто кинулся к нему.
Но тут вспыхнул прожектор, ударив до слез по глазам, сзади навалились, кто-то врезал от души по затылку, лежащего его еще попинали, но без излишеств. Просто поучили. Особенно старался тот, которого он свалил первым. Ребер не ломали, но кровь пустили.
А когда его перевернули на спину и прижали руки ногами, подошел здоровенный мужик в рясе, посмотрел на него сверху и покачал головой:
— Не наш. Не здешний.
— Я из центра!
— Оп-па! Из центра? — раздалось от группы, темнеющей возле машины с прожектором. — Сюда его!
— Так, говоришь, из центра ты? И что там, в твоем центре? — спрашивали его, беззлобно тыча кулаком в лицо.
— Как — что? — не понял Найф.
— Ну, связь, там, еда, патроны, оружие, одежда, склады… Что там, в твоем центре? Что такое — твой центр?
Найф не понимал вопроса. Центр — это центр. Там власть, там руководство. Не будет центра — все рассыплется. Хотя, оно и так уже все рассыпалось.
— Да, — подтвердил он. — Еда, патроны, оружие, компьютеры, связь…
— Компьютеры? Бредишь, рыжий, фантазируешь? Какие могут быть сейчас компьютеры?
— Я знаю это место, — уверенно сказал он. — Я проведу.
Главное, решил он тогда, добраться до своих. Там, в центре, их встретят. Там все и разрешится.
Найфа пристегнули стальной не толстой, но крепкой — он проверил на разрыв — цепочкой к какому-то крюку, посадили в машину. А потом была поездка. Тот путь, что он проходил за три дня, они преодолели за три часа.
Теперь он стоял на площади и не узнавал ее. Где сохранившиеся здания? Где академия?
Здесь? За площадью, почти свободной от обломков, лежала куча щебня, а не тот большой дом, почти целый, который он видел, уходя отсюда.
— Вот…,- он звякнул цепочкой, махнув рукой. — Меня послали отсюда.
— Отсюда? Это — центр? Центр чего? Кому ты служишь?
Его не били, только спрашивали лениво. Били тогда, когда вязали. Били, когда спрашивали, а он не отвечал, пока не понял, что и как говорить. А теперь не били. Вопрос был задан с ленцой, протяжно, чуть в нос, с ясно слышащейся издевкой.