Игра
Шрифт:
— А как насчет тебя? Что с регби? Я не буду мешать?
— Нет, лапочка, ты не будешь мешать. Наоборот, это может помешать тебе. В том плане, чтобы оставить тебя всю себе, изо дня в день, и никуда не пускать кроме спальни.
— Я просто не хочу вносить беспорядок в твою жизнь, даже если это лишь на несколько недель, — говорю я слабым голосом.
Он ерзает на сиденье и кладет руку на мою щеку, поворачивая меня к нему. К счастью мы стоим в пробке.
— Я хочу тебя, — говорит он с грубоватой нежностью. —
Я ищу его глаза, зеленее, чем они были когда-либо. Они яркие и обжигающие, и я знаю, что он хочет меня. Я чувствую это в своих костях, и острые ощущения, словно миллион бомб собирается и взрывается одновременно. Как это вообще случилось? Я совершенно околдована им.
Я прочищаю горло, но, несмотря на это, мои слова тихие.
— У тебя есть я.
Его рот дергает вверх, глаза прищуриваются.
— Еще нет.
Остаток пути мы едем в тишине, но, в отличие от молчания до этого, которое было чистой меланхолией, во время которой мой мозг и сердце боролись друг с другом с идеей попрощаться с ним, эта тишина гудит с энергией. Возможностью. И страхом.
Когда я высаживаю его у квартиры, страх настолько велик, что берет меня в тиски. Я словно приклеена к сиденью. Он хватает Эмили с заднего сиденья, ставит переноску на тротуар, а затем подходит ко мне, открывая дверь.
— Давай, — говорит он. — Обними меня.
— Что?
Он наклоняется и вытаскивает меня из машины, я прижата к нему, и меня вдруг ударяет этой проклятой волной ужаса, страха, что я могу не увидеть его снова.
Он обнимает меня, удерживая в тисках мышц и тепла, и его замечательного запаха, и целует верхнюю часть моего лба.
— На случай если это все.
Я качаю головой. Нет, нет. Этого не может быть. Уже нет.
— Я еще должна поговорить с мамой, — бормочу я в него, пальцы царапают его футболку. — Мне не нравится идея о том, чтоб оставить ее на три недели.
— Я знаю, — говорит он.
Поднимаю голову и смотрю на него снизу вверх.
— Если братья пообещают приходить и проверять ее почаще, думаю все будет хорошо. Но не думаю, что смогу поговорить с начальницей до утра. Если она скажет да, я должна быть сразу же готова. Ты сказал, рейс в три?
— Да.
Я смаргиваю слезы.
— Я собираюсь спросить. Сделаю все, что смогу.
— Я знаю, ты так и сделаешь, — говорит он. — Я в тебя верю.
— Так что, это не все, — говорю я ему. — Это не может быть конец.
Он закрывает глаза и наклоняется, чтоб оставить ужасно нежный поцелуй на моих губах. Подобное заставляет меня захотеть заплакать. Мои руки крепко хватают его. Внутри меня все дрожит.
— Иди домой, — шепчет он. — Сделай все, что можешь. И я увижу тебя завтра.
— А что если нет?
Он грустно улыбается.
—
Твою мать.
Не знаю, как мне удается оторваться от него, но я это делаю. Я едва могу поехать обратно в свою квартиру. Я зомби, полная эмоциональная развалина, но мне никогда за всю мою жизнь не надо было мыслить более ясно.
Я не знаю, что делать. Я знаю, что я хочу сделать, и что должна, но не думаю, что это одно и то же. Что мне действительно нужно сделать, так это обсудить все с мамой, даже если моя работа действительно позволит мне в последнюю минуту взять весь мой трехнедельный отпуск, она причина, о которой я должна переживать.
Но прежде чем я смогу обсудить это с ней, я должна знать свой план.
Я сразу же пишу Стеф и Николе. Когда вы, ребята, вернетесь, можете заскочить ко мне? Это срочно. Мне надо с вами поговорить.
Я раздумываю оставить все вот так, но не уверена, что этого будет достаточно, поэтому добавляю, Лаклан попросил меня поехать с ним в Шотландию. Завтра.
Они обе сразу же пишут мне кучу вопросов и говорят, что попросят парней высадить их у меня.
Я наливаю стакан воды из под крана и выпиваю ее за пять длинных глотков. Затем беру наполовину пустую бутылку вина из буфета и делаю несколько глотков прямо из бутылки. После всего вина, выпитого в течение выходных, я до сих пор не устала от него. Более того, мне оно нужно. Я так измотана.
Когда Никола и Стеф звонят мне, я впускаю их, но на самом деле я не придумала никакого решения. Я настолько ошеломлена, что не могу ни о чем думать.
— Кайла, — говорит Стеф, когда они заходят внутрь. — Какого черта случилось по дороге?
Я перестаю вышагивать и смотрю на них, взмахнув руками как нервная птица.
— Ладно. Хорошо. Итак. Он пропустил рейс. Пробки.
— Я знаю, мы тоже застряли по дороге в город, — говорит Никола. — Он действительно опоздал на самолет?
— Да. Он забронировал билет на следующий, но вылет только завтра. А потом…а потом вдруг посмотрел на меня…
Он посмотрел на меня, и там было то, чего я раньше не видела в нем: надежда. Я чувствовала это своим существом, и я знала, знала, что для нас что-то изменилось.
— И? — упрашивает Стеф, садясь на диван и скрещивая под собой ноги.
— А потом он спросил, поеду ли я с ним в Шотландию. Он сказал, что купит мне место.
— Так ты сказала да? — спрашивает Никола.
Я качаю головой.
— Нет. Да. Может быть? Я имею в виду…я не знаю, смогу ли я? Что если меня не отпустят с работы? Я должна пойти завтра в офис и спросить, могу ли уехать прямо сейчас и вернуться через три недели. И потом мама. Я не могу оставить ее так надолго.
Стеф изучает меня.