Игра
Шрифт:
Глава 3
Приказ забыть о мифосфере был равносилен приказу не думать о голубом слоне. Гэлли не могла забыть красивые кружащиеся, плавающие, сияющие нити. Она постоянно думала о мифосфере – почти так же часто, как стояла на стуле, глядя на молодые счастливые лица родителей на свадебной фотографии. Будто мифосфера заколдовала ее. Что-то тянуло в груди каждый раз, когда Гэлли вспоминала о ней, и она испытывала непреодолимую печальную жажду чего-то – почти болезненное ощущение.
Несколько дней спустя она впервые по-настоящему познакомилась с музыкантами. Гэлли никогда не была
В любом случае Гэлли знала одного из музыкантов в лицо. Она видела его каждый раз, когда предыдущая горничная водила ее по магазинам вместо прогулки на пустырь. Марсия – новая горничная – всегда улыбалась и кивала ему. Марсия была рослой сильной девушкой с волосами, похожими на белую шелковую бахрому на бабушкиной мебели в гостиной: мягкими и прямыми, постоянно окутывавшими ее круглое розовое лицо. К сожалению, лицо Марсии совершенно не соответствовало ее красивым волосам. Бабушка фыркала и называла Марсию «удручающе невзрачной», а потом вздыхала и выражала желание, чтобы Марсия лучше говорила по-английски. Когда бабушка отправляла Марсию и Гэлли за покупками, ей всегда приходилось давать список, напечатанный большими заглавными буквами, потому что Марсия и читала по-английски не слишком хорошо. Это всё оттого, объяснила бабушка Гэлли, что Марсия родом из Мрачнейшей России, где используют другие буквы, так же как и другой язык. Гэлли впервые заинтересовалась музыкантом именно из-за плохого английского Марсии.
Он был высоким и худым и всегда носил темный костюм с синим шарфом, обернутым вокруг шеи. Сколько Гэлли помнила, он всегда стоял там, в дождь и в солнце – точно на одном и том же месте: неподалеку от паба под названием «Звезда», – играя веселые нежные мелодии на потрепанной маленькой скрипке, которая казалась слишком маленькой для него. Футляр от скрипки лежал открытым на мостовой у его ног, и люди, проходя, время от времени бросали в него медяки или пятифунтовые бумажки. Гэлли всегда было интересно, почему он никогда не играет настоящие мелодии – просто музыку, как она думала о ней.
Ни у Гэлли, ни у Марсии никогда не было монет, чтобы бросить в футляр, но Марсия никогда не упускала случая кивнуть и улыбнуться мужчине. После чего он кивал в ответ, не выпуская скрипку и продолжая играть, и широкая лучезарная улыбка расплывалась на его худом лице, заставляя глаза сиять ярко-синим цветом, под стать его шарфу. Раньше Гэлли думала, что он старый. Но у него была такая молодая улыбка, что теперь она заметила: волосы под круглой черной кепкой, которую он постоянно носил, были не седыми от старости, а того же изысканного белого оттенка, как у Марсии.
– Он ваш родственник? – спросила она. – Поэтому вы киваете?
– Нет. Это вежливо, - ответила Марсия. – Он музыкант.
Она произнесла это так, что слово прозвучало как «волшебник» [2] .
– О! – произнесла Гэлли, весьма впечатленная.
После этого она с немалым трепетом тоже всегда кивала и улыбалась музыканту. И он всегда улыбался в ответ.
Гэлли страшно хотелось спросить музыканта насчет его волшебной силы, но Марсия всегда быстро проводила ее мимо – к магазинам – раньше, чем она успевала задать вопрос.
2
В
А потом однажды после обеда они были в угловом магазине, сразу за «Звездой», где Гэлли по-прежнему слышала далекий звук скрипки – такой грустный и нежный, что она почувствовала ту же болезненную жажду, которую ощущала из-за мифосферы, – когда Марсия принялась спорить с мистером Ахмедом, управляющим магазином. Оба указывали на бабушкин список, и мистер Ахмед повторял:
– Нет, нет, уверяю вас, здесь написано «лимонад».
В то время как Марсия снова и снова говорила:
– Нам нужны лимоны!
Гэлли ждала, пока они перестанут, лениво пиная низ аппарата для мороженного. И что-то звякнуло рядом с ее туфлей. Гэлли опустила взгляд и увидела, что это монета в один фунт.
Не задумавшись ни на секунду, она схватила монету и выбежала из магазина, обогнула разбухшие ступени «Звезды», и устремилась обратно – туда, где играл музыкант. Там она бросила монету в футляр скрипки и, тяжело дыша, ждала, остановившись напротив него.
Мгновение спустя он, похоже, понял, что она чего-то хочет. Он поднял смычок и опустил скрипку из-под подбородка.
– Спасибо, - сказал он.
У него был приятный ясный голос. Ободренная этим, Гэлли выпалила:
– Пожалуйста, я только хотела узнать: вы волшебник?
Он поразмышлял над этим.
– Зависит от того, что ты понимаешь под словом «волшебник», - наконец, ответил он. – Мои пути – не ваши пути. Но у меня есть брат, который стоит на солнце – он может сказать тебе больше.
Гэлли посмотрела на другую сторону улицы, где солнечный свет полыхал на покупателях и отражался от витрин магазинов. У нее часто возникал смутный вопрос, почему музыкант всегда стоит здесь, на теневой стороне улицы. Она повернулась обратно спросить, является ли его брат тоже музыкантом.
Но тут в панике принеслась Марсия и схватила Гэлли за руку.
– Ты не уходишь, ты не уходишь! Твоя баба убьет меня! Сожалею, - выдохнула она музыканту. – Она докучала вам.
Он улыбнулся своей синеглазой улыбкой:
– Вовсе нет.
Марсия одарила его взволнованным взглядом и потащила Гэлли обратно в магазин, где они с мистером Ахмедом решили спор, взяв бабушке лимоны и лимонад. Когда они вернулись домой, бабушка не была довольна. Она хотела лимонный сок.
После этого каждый раз, когда они ходили по магазинам, Гэлли пыталась соблазнить Марсию пойти по солнечной стороне улицы, в надежде встретить брата музыканта. Марсия кивала и улыбалась, будто в самом деле понимала, и оставалась на обычной стороне дороги. Кивки и улыбки оказались привычкой Марсии. Она использовала их вместо понимания английского. Особенно, когда бабушка велела ей почистить серебро или подмести лестницы. Бабушка вскоре начала говорить, что Марсия просто ленивая девка.
– А теперь давай посмотрим, - сказала бабушка однажды после полудня несколько дней спустя, - можешь ли ты справиться с одним простым заданием, Марсия. Нет, не кивай, не улыбайся. Просто посмотри на туфли Гэлли.