Играем в 'Спринт'
Шрифт:
"Ну, теперь держись!" - мысленно приободрил себя я.
"Лада" обошла меня, скрежетнула тормозами и как вкопанная стала поперек дороги. Из кабины выскочил Стас.
Мы сближались. Верней, приближался я, а он стоял, глядя на меня с опаской, как человек, настигший врага, но не знающий, на что тот способен.
– Вот мы и встретились, Вальдемар, - сказал он, пряча что-то за спиной.
– Как видишь, я исполнил обещание. Теперь очередь за тобой. Где деньги?
– Нет денег. И не будет.
– Я сделал шаг в сторону.
– Стой там, где стоишь.
–
– Я не шучу, нет у меня...
Он не дал договорить, коротко взмахнул обрезком и ударил, целясь в голову.
Мне удалось увернуться.
– С Хромым спутался?
– Он восстановил равновесие и стал, широко расставив нога, похлопывая концом трубы по ладони.
– Чем он тебя купил?
– Покупают то, что продается.
– Цену набиваешь?
– криво усмехнулся он.
– Ладно, где деньги? Говори? Конечно, с собой прихватил. Где они?! В кармане? Или у этой оставил?..
Время разговоров закончилось, тема была исчерпана, а значит, сейчас он перейдет к действиям. Я понял это чуть раньше, чем Стас, и, сделав ложный выпад, откачнулся в сторону. В ту же секунду в воздух взметнулся стальной обрезок. Раздался звон разбитого стекла.
Я пошел на перехват, но тоже промахнулся, и мы оба повалились на землю.
Он был тяжелей килограммов на шесть, к тому же я упал на спину. Это стоило мне нескольких зуботычин, от которых из глаз посыпались искры. Стас воспользовался моментом, вывернулся и вскочил, чтобы добить меня ногами, но он переоценил силу своих ударов.
Я успел подняться и, когда он кинулся вперед, встретил его прямым правым. Левый боковой лишил его способности к сопротивлению, а третий, в который я вложил весь остаток сил, сбил его с ног.
Стас рухнул, и в наступившей тишине стало слышно, как в пустой машине размеренно щелкает указатель поворота.
Если не считать ссадины под глазом и порванной рубашки, я отделался легким испугом. Чего не скажешь о противнике. Он лежал, широко раскинув руки, и не подавал признаков жизни.
Я похлопал его по щекам. Он застонал и судорожно глотнул воздух. Приводить его в чувство я не стал, это заняло бы слишком много времени, а сейчас каждая минута была на вес золота.
Я снял галстук, перевернул Стаса лицом вниз, крепко связал ему руки. Потом оттащил к "Ладе", уложил на заднее сиденье, опустил предохранители на задних дверцах, вынул ключ и закрыл машину.
Прежде чем уйти, я еще раз проверил дверцы "Лады" и во весь дух помчался по дороге.
В зеленоватом свете луны смутно мерцала колея с проросшей посередине черной травой. Без умолку верещали кузнечики.
Я добежал до поворота.
Впереди, на фоне густых зарослей орешника, тускло поблескивая лаком, стояла "Каравелла".
Где-то невдалеке хрустнула сухая ветка, наверно, птица или обломился перегнивший сук. Надо было действовать, и действовать без промедления.
Я подбежал к машине.
Кабина была пуста. За увитой плющом изгородью, в глубине участка,
Калитка оказалась незапертой. Я прошел к дому и остановился у крайнего от крыльца окна.
По ярко освещенной комнате, поглядывая на часы, нервно расхаживал Шахмамедов. Через приоткрытую форточку доносилась ритмичная музыка.
Пригнувшись, я двинулся вдоль стены и заглянул во второе окно. Оно было занавешено, но не плотно - в центре, между задернутыми шторами, оставалась узкая щелка.
Я прильнул к стеклу, но увидел лишь висевший на стене ковер и колеблющуюся тень на полу, по движениям которой невозможно было определить, что делает человек, отбрасывающий эту тень.
Вот она переместилась, пропала, затем снова появилась, и всю длину щели заслонила фигура в белоснежной сорочке и черном с атласными лацканами смокинге.
Вадим - а это был, несомненно, он - и не думал переодеваться. Он поставил на подоконник пузырек и вновь исчез из поля зрения, направившись, по всей видимости, в соседнюю комнату. За миг до этого я заметил в его правой руке мокрый носовой платок, с которого капала какая-то бесцветная жидкость.
Все, что происходило со мной до сих пор, начиная с памятного разговора в кабинете начальника уголовного розыска и до столкновения со Стасом, от которого еще ныли синяки и ссадины, было прелюдией, подготовкой к этой самой минуте. В мою постройку лег последний недостающий кубик. Сейчас на моих глазах, по существу, повторялась сцена, однажды уже разыгранная на задворках гостиницы. Преступник действовал тем же способом, что и тогда, уверовав в его универсальность и собственную безнаказанность. Я знал, чем это закончилось для Кузнецова, и потому не раздумывал: бросился к крыльцу, перескочил через ступеньки и, распахнув дверь, ворвался в комнату.
В противоположном ее конце, опираясь на костыли, стоял Вадим. В шаге от него - Тофик. Оба они, услышав шум, обернулись в мою сторону.
– А вот и он!
– С этими словами Шахмамедов сорвался с места, и почти одновременно меня пронзила дикая боль в голени.
Мне нельзя было нагибаться, но рефлекс, на который и был рассчитан удар, сработал, прежде чем я успел что-либо сообразить. Я склонился к ушибленному месту и немедленно поплатился за это.
Сокрушительный удар ногой в подбородок отбросил меня назад. Я стукнулся затылком о дверной косяк и потерял сознание.
4
Глаза у Симакова голубые. Даже слишком голубые. Для человека, занимающего его должность, больше подошли бы серые со стальным отливом, и чтобы брови сходились на переносице, как у героев потрепанных книжек, которые нашел когда-то на школьном дворе. Увы, во внешности моего начальника не наблюдалось ничего героического: и брови самые обыкновенные, и глаза без отлива - скорей усталые, с белками, покрытыми от недосыпания сетью мелких кровеносных сосудов. Это было первое, что я увидел, выбравшись из бездны, куда меня отправил не знающий жалости и сомнений Тофик.