Играла музыка в саду
Шрифт:
Я спал и не слышал гудков.
Но бахнуло взрывом по стеклам,
И начался переполох,
И воздух стал плотным
И теплым,
А я с перепугу оглох.
И солнце, зажмурясь, погасло,
А "юнкерс" давал и давал!
Детей и топленое масло
Тащили хозяйки в подвал.
И как там вокруг ни горело,
Хозяйки смотрели вперед
Закончится время обстрела,
И время обеда придет.
И чья там погибель
Неясно,
Но жизнь продолжаться
Должна!
Была
Такая крутая цена.
Первая бомбежка, неизгладимка! Хозяйки с детишками куда-то заполошно бежали, а я оторопело стоял и глядел в небо, где в голубом-голубом просторе висели серебряные бомбардировщики и, казалось, прямо на меня сбрасывали игрушечные бомбы. На темечко. Душа моя тряслась от страха, но ноги как прилипли к земле - и ни с места. Шныряли низко, не смея подняться ввысь, фанерные наши "ястребки". С завода повели первых раненых.
И вот в каком-то наспех собранном эшелоне с металлом ("Главвторчермет"!) под такими же бомбами всю дорогу мы с мамой в теплушке пересекаем Северный Кавказ и приземляемся в городе Махачкала. В теплушке - огромная голова кем-то украденного швейцарского сыра. Живем в огороженной досками клетушке - два на два, при железном складе. Скудно, голодно, но бомбы не долетают. Тыл.
Мальчику скоро восемнадцать, он грамотный и просто обязан помогать: а) маме и б) фронту. И такая работенка находится. Меня принимают на фабрику деревянной игрушки сверловщиком, токарем я так и не обучился, будучи тупым (эта тупость так и осталась навсегда) к точке инструмента - главному умению для токаря по дереву.
Фабрика уже была оборонным предприятием - мы делали не игрушки, а банники для минометов разных калибров. Я сверлил дырки под будущую щетину. Давался какой-то супчик с хлебушком (Господи, я потом полжизни проживу на пайке), но ровно на этот супчик маме стало легче прокормить растущего оболтуса!
Вставал чуть свет, осень, ветер с дождем, одежка продувная, дорога дальняя. Пока дойдешь до фабрики, три раза печенка к спине пристынет. Зато в цеху так сладко пахнет сушащейся древесиной, жарко горят печи, и можно, научившись у пожилых двадцати-тридцатилетних рабочих, скрутить козью ножку, насыпать махорочки и покурить у огонька. Кайф.
Много ли, не помню, съел я этих супчиков для минометов, но вскоре пришел из Тбилиси мне вызов в мой эвакуированный туда Ростовский институт железнодорожного транспорта. Прощай, мама! Прощай на всю войну. Тебе предстоит крестный путь в немецкую оккупацию.
В самтрестовском подвале
Застолья шум и дым!
Тбилиси, генацвале,
Подвинься, посидим.
Былое навещаю
Безденежно живу
И бритвой подчищаю
Талончик на халву.
К лавашной на майдане
Хвосты очередей,
Базарный Пиросмани
Случает лебедей.
И сердце суетится,
Влюбленное
В грудастую певицу
Из летнего кино.
А ей-то, ей, бывалой,
И вовсе не знаком
Неловкий этот малый
С гусиным кадыком.
Иду мечтать о славе
На местный Голливуд
На "Диди Моурави"
Массовщиков зовут.
И ежусь угловато,
Приписан и раздет,
В дверях военкомата,
И мне - семнадцать лет.
Стреляю из нагана,
Играю палашом,
А рядом из духана
Несет благоуханно
Вином и лавашом.
Жизнь в Тбилиси была райской. Далеко от войны. Инжир, вино, по керосиновой карточке на 1-й талончик можно получить 400 граммов отличной халвы, а если подчистить и 4-й, очень похожий талон, то и все 800. Наловчимся! До сих пор не встречаю такой вкусной халвы. А чего стоили пончики с заварным кремом в кафе на Плехановской!
Дорога жизни вела меня сюда, на Плехановскую, но не в кафе, а в Тбилисское артиллерийское училище, готовившее офицеров еще для белой армии. Никаких пончиков, а утрамбованная миска каши делится на четверых. (Кому?
– Гоги!) И целый год, прожитый среди грузинских пацанов - Гогнидзе, Дзнеладзе, Майсурадзе. Свидетельствую и не меняю этого мнения: грузины - народ замечательный! Из лучших.
А потом - выпуск, и прозревшая мандатная комиссия докопалась-таки до расстрелянного отца и выдала мне вме-сто двух положенных лейтенантских кубиков три сержант-ские лычки на погончик. Вот и спасибочко, а то, не дай Бог, генералом стал бы!
Мечтаем, каждый - о своем,
Но объявляется подъем,
Когда казарме снятся сны.
Капрал командует: вперед!
А сам, конечно, отстает
И на войне, и без войны.
Молитвы знаем назубок,
Но больше верим в котелок,
В котором булькает крупа!
Девчонки с нас не сводят глаз,
Сегодня - с нас, а завтра - с вас,
Любовь, она слепа!
Как хорошо быть генералом,
Как хорошо быть генералом!
Лучшей работы
Я вам, сеньоры, не назову!
Стану я точно генералом,
Буду я точно генералом,
Если капрала, если капрала
Переживу!
В субботу нас под барабан
Выводят строем в кегельбан,
А впереди капрал идет!
Но все равно, но все равно
Всегда распахнуто окно,
В котором нас улыбка ждет.
Мы четко знаем всех невест
И в гарнизоне, и окрест,
А также барышень и вдов!
Но лично я для рандеву
Ищу веселую вдову
Семнадцати годов!
Пехота топчется в пыли,
Капрал орет: рубай-коли!
А мы хотим рубать компот!
Капрал, голубчик, не ори,
Ты отпусти меня к Мари,
Пока еще девчонка ждет.
А впрочем, черт тебя дери,
Не отпускай меня к Мари,