Играя под дождем

Харвей-Беррик Джейн

Я округлила глаза.

— Ты реально назвал звезду в мою честь?

Он расслабил плечи и улыбнулся.

— Да, по одной, в честь каждого из нас. Они в созвездии Андромеды, потому что, эмм, «Андромеда» означает «Принцесса». И еще одна, в честь твоей мамы. Я не знаю ее имени, поэтому ее звезда называется «Мама Эвы». Надеюсь, ты не против. Наши звезды расположены по соседству. Фух, теперь можешь избавиться от меня.

Я не смогла удержать глупых слез, из-за которых потекла тушь.

— Ох, смотри, на кого я похожа, —

шмыгнула я носом. — Точно, как енот.

— Ага, но очень милый енот.

Обойдя столик, он потянул меня в объятия.

Не было ничего детского в том, как он держал меня, или в том, как целовал мои волосы, в то время, как я оставляла мокрое пятно на его футболке. Его руки были сильными и теплыми, тело — крепким, под натуральным хлопком футболки, мышцы бедра прикасались к моей ноге.

В конце концов, мне удалось остановить поток слез и я, с благодарностью, взяла у него горсть бумажных салфеток.

— Боже, мне так жаль, — я шмыгнула носом. — Я действительно смущена.

— Не стоит, — пробормотал он, поглаживая мои волосы.

— Просто последние несколько дней, были слишком странными. Но это лучшая их часть. Спасибо, что сделал все для этого, Коди.

Я слегка отстранилась от него, и он разжал объятия. Моментально мне стало не хватать его рук, и я спросила себя: «А такая ли хреновая идея — встречаться с Коди?»

Подоспела пицца, отвлекая меня, и я жадно накинулась на нее. Коди, казалось, предпочитает смотреть, как я ем, а не есть самому. Я была слишком голодной, чтобы переживать об этом.

— Так, ты осуществил три удивительных пункта, из летнего списка желаний, полагаю, мой черед, — сказала я, решая, осилю ли пятый кусок пиццы.

— Мы прыгнем с парашютом? — поддразнил он.

— Ни за что, даже не пытайся уговаривать. — Я сделала паузу. — Не смотри на меня так. Ты заставляешь меня чувствовать себя пумой.

— Можешь вонзить в меня когти в любое время.

— О, Боже! Детский сад!

Он пожал плечами и улыбнулся.

— Мне восемнадцать. Ты именно этого ожидала, верно?

— Тебе не нужно ничего доказывать!

— Почему нет?

— Парни, такие парни! Думаю, это правда, что мальчишки созревают позже девочек.

— Тебе все нравится, на самом деле. Может быть, я навсегда останусь восемнадцатилетним.

— Это никому не подвластно. Мы все растем.

— Ахах. Пожалуй, я пропущу этот этап.

Закатив глаза, я сунула в рот кусочек пепперони.

И сразу же пожалела об этом, потому что зрачки его голубых глаз расширились, взгляд потемнел, и безусловно, совсем не по-детски. Облизав губы, он покачал головой и потер виски.

— Голова разболелась? — поддразнила я.

Он бросил на меня взгляд а-ля «не смешно».

— Ладно, мир. Как насчет того, чтобы напиться на днях… если мамочка тебя отпустит? — подначивала я его.

Он сверкнул дикой ухмылкой.

— Не

стану утверждать, что из меня великий тусовщик, я не употребляю наркотики, но если ты собираешься напиться, я в теме! Боже, я люблю т… Я люблю твою идею! — сказал он, счастливо. — Когда мы можем поехать?

— Так, завтра я работаю, а потом свободна до конца недели. А если серьезно, не думаю, что твоя мама одобрит, это немного странно, что ты проводишь время с девушкой старше тебя.

Он ухмыльнулся.

— Думаю, что она справится.

— Ну, хорошо. Тихуана, мы в пути!

Подняв стаканы с водой, мы выпили за Мексику.

Глава 5

Мы долго спорили, на чем добираться в Тихуану. На автобусе, пересечение границы займет всего час, на машине - не меньше трех.

Коди намерен был взять свой грузовик. Я планировала ехать на Приусе, чтобы мы путешествовали вроде как отдельно. В конце концов, Коди предложил бросить монетку. Я выиграла, и он смирился, - по крайней мере, сделал вид.

Но мы подумали, что неплохо было бы напиться вдвоем, и все-таки выбор пал на автобус.

Я хотела заехать за Коди, вместе доехать до автовокзала и сесть на автобус, но он замялся, явно не хотел говорить свой адрес, сказал, что сам доберется до меня и оставит грузовик у подъезда. Это глупо и смешно, о чем я не преминула ему сказать.

– Твоя мама точно не против? Не хотелось бы, чтобы меня обвинили в похищении человека или совращении малолетних.

В его глазах зажегся опасный огонек и наклонившись, он прошептал мне на ухо:

– Мне бы хотелось быть совращенным тобой — и я уже не малолетний.

Я не смогла сдержать дрожь удовольствия, пронзившую мой позвоночник, хотя изо всех сил пыталась казаться равнодушной.

– Серьезно, твоя мама одобрит?

Я лишь слегка поддразнивала его, но Коди выглядел удивленным.

– Ты слишком сильно переживаешь. Да, я сказал ей, что уезжаю. Да, я сказал ей, с кем.

Я кусала губу, все еще неуверенная, что этого достаточно.

– Кроме того, - сказал он, - она видела твои фотки, поэтому знает, что ты слишком милая и хрупкая для того, чтобы обвести меня вокруг пальца…, даже если ты — пума.

– Прости?
– задохнулась я.

Не знаю, как ему удалось одним предложением и оскорбить, и сделать комплимент, вызвав у меня смех и недостаток воздуха от возмущения одновременно.

Он расслабился и усмехнулся.

– Я рассказал маме о тебе.

– Ты шутишь?

– Неа. Она хотела знать, где я пропадаю, и я рассказал, чтобы она не волновалась.
– Его лицо смягчилось.
– Она очень переживает за меня.

– Познакомишь меня с ней?

Что, спрашивается, я несу? Знакомство с предками — это не моё, так откуда это, черт возьми?