Играя под дождем

Харвей-Беррик Джейн

Алли, одна из организаторов, принесла мне чашку кофе, и мы наблюдали за парнями, которые бегали и радостно кричали.

— Так прекрасно, что Коди здесь; он как глоток свежего воздуха. Мы будем скучать по нему, когда он уйдет, в конце августа.

— Простите? Когда уйдет?

Ее глаза расширились, и она, запинаясь, ответила.

— Ах, я думала… разве нет? Ой, я, наверное, не так поняла.

На ее лице, промелькнул сожалеющий взгляд, и она заговорила с другом волонтером.

Возможно, Коди уезжает в колледж, или

он просто не думал, что у него будет время работать волонтером во время учебного года. Это имело смысл. Но мне было обидно, что он ничего не сказал — когда я спрашивала о его планах на осень, он всегда был раздражающе неопределенным.

Час спустя, залезая в его грузовик, я была спокойна. Вероятно, Коди решил, что приют дал мне пищу для размышлений, потому что он говорил о том, как благодарен за крышу над головой и маму в его жизни.

Приют и люди, которых я встретила, безусловно, повлияли на меня, но слова Алли не давали мне покоя.

Я решила применить к Коди презумпцию невиновности, пока не обвинила его в чем-либо.

— Джейсон, показался, очень приятным, — начала я.

— Да, он замечательный. Я говорил ему о возможности заниматься в столярной мастерской. Но он не хочет работать в помещении — я могу это понять.

— А что насчет тебя? На какие занятия запишешься осенью?

— Жизнь — это один большой урок, — улыбаясь сказал он.

— У тебя нет четких планов?

Он скосил на меня глаза.

— На самом деле, нет.

— Алли сказала, что ты уйдешь в конце августа. Это прозвучало как четкий план.

Он пожал плечами.

— Так им легче составлять списки волонтеров, чтобы знать, кто сможет помочь. Я просто хотел дать им знать, в какие дни смогу помочь этим летом.

Я собиралась возразить, но он снова сменил тему.

— Итак, у меня есть кое-какие планы на сегодня, но ты не должна делать это, если не захочешь.

— Если, я не захочу, чего?

Он осмотрел меня с головы до ног и перевел взгляд на дорогу.

— Прыгать с парашютом.

Кровь отлила от моего лица, и если бы я не сидела, то упала бы в обморок.

— Ты… ты не можешь!

— Хм, да, я, вроде как, могу. Но никто не собирается заставлять тебя, если ты не хочешь.

— Думаю, что я ясно выразилась, относительно тех, кто мог бы сделать что-то подобное.

Он усмехнулся.

— Серьезно, Коди! Ты желаешь моей смерти или что?

Его глаза расширились, но он покачал головой.

— Будет весело. Это тандем-прыжок, ты будешь в связке с инструктором. Ты можешь даже не открывать глаза. Просто посмотришь, как будешь чувствовать себя, когда доберешься туда.

Пол часа спустя, здоровенный мужчина, назвавшийся Цезарем, был тесно пристегнут к моей спине, на меня надели очки, и я стала похожа на Милхауса из Симпсонов.

Коди вибрировал от возбуждения, и даже подписанный отказ от претензий в случае смерти, его не остановил.

Часто дыша, мы сидели

в небольшом моно-крылатом самолете. Коди держал меня за руку, когда мы взлетели, потирал мои пальцы и говорил насколько удивительно это будет, пока я не захотела накричать на него или отшлепать.

Самолет медленно набирал высоту. Я зажмурила глаза, не обращая внимания на его восторженные комментарии, что он видел Мексику.

Коди захотел прыгнуть первым. Он умолял своего инструктора, Ральфа, сделать сальто вперед из самолета. Я думала, что меня вырвет, просто наблюдая за ним.

Когда мы, наконец, достигли высоты прыжка, Коди неуклюже поплелся к выходу, с прикрепленным позади Ральфом. Пилот выключил двигатель и на мгновение, единственным звуком был порыв ветра, над крыльями самолета.

— Три, два, один, выход! — заорал Ральф и Коди кувырком выпрыгнул из самолета. Я закричала, и Цезарь рассмеялся.

Я выглянула из поцарапанного окна и увидела, как две фигуры мчатся вниз, уже почти вне поля зрения.

Короткая молитва трепыхалась в моем горле, но не за меня — а за того сумасшедшего мальчика, падающего в воздухе.

Двигатель взревел, и мы снова начали набирать высоту. Настала моя очередь. Я вся вспотела, чуть не плача, Цезарю пришлось прыгать с моим безвольным телом, прикрепленным к нему.

Самолет закружил прочь, или это мы летели по спирали. Цезарь постучал по моему плечу, чтобы я открыла глаза, чтобы фотограф, который прыгнул с нами, мог сделать фотографию. Но открыв глаза, от вида и неистового потока воздуха, у меня перехватило дыхание.

Центр Сан-Диего расстилался под нами, а Тихий океан блестел и сверкал, когда солнце отражалось на воде. Я видела Коронадо, Чула-Виста и красную землю на границе с Мексикой, так близко, словно я могла протянуть руку и прикоснуться к ней.

Я падала со скоростью миллиарды миль в час, волосы развивались позади меня, кожа пульсировала, но ощущалось, будто я плыву. Это было странное чувство.

Я забыла, как кричать и широко улыбнулась на камеру.

Цезарь снова коснулся моего плеча, говоря сложить руки и держать тело неподвижно, как мы отрабатывали. Внезапно, мы полетели вперед, и если бы я отрастила крылья, то не могла бы быть более удивлена.

Я летела, была свободна и честно говоря, никогда не была счастливее.

Цезарь, наконец, раскрыл парашют, и вместо несущейся к нам земли, мы поплыли на землю, тихо покачиваясь под красочным навесом.

Коди ждал меня, и как только я освободилась из ремней, рванул ко мне, притягивая так, что мои ноги оторвались от земли. Он поцеловал меня столь головокружительно, как прыжок с парашютом с высоты тринадцать тысяч футов. И точно так же, как во время прыжка, я почувствовала, как мое сердце колотится в груди.

Другие мужчины говорили непристойности, пока Коди целовал меня, снова и снова, пока его губы не стали медленно ласкать мои.