Игрок
Шрифт:
— Я не собираюсь рыдать.
— Но носовой платок я бы на твоем месте взяла, — подмечает Ви. — Главное в благотворительном вечере — минимум косметики, максимум бриллиантов. Давай, маленькая садистка, заставь его яйца гореть. Каждый изменщик этого заслуживает.
— Он не изменщик, — восклицаю порывисто.
— БМВ против твоего рендж-ровера на то, что он в фантазиях вытворял такое, о чем его скучная женушка даже в книжках не читала. А ты его благопристойности
Когда мы с отцом под руку входим в зал, я с облегчением обнаруживаю, что основная часть мероприятия еще не началась. Ждут припозднившихся. Едва переступив порог, начинаю скользить глазами в поисках знакомых светлых волос. Не нахожу.
— Я выше большинства мужчин в этом зале, — шепчу папе на ухо.
— На таких каблуках — конечно, — отшучивается он, а я заливаюсь краской.
Я всегда была высокой, даже слишком, но переживаю по этому поводу редко. Мое тело меня никогда не устраивало, и причины для переживаний имелись более серьезные, чем необычный рост. Даже если бы я была первой красавицей школы, со мной бы все равно не дружили. Больных не любит никто.
По пути отец встречает немало знакомых, имена которых мне ни о чем не говорят. Приходится стоять рядом и улыбаться, сгорая от нетерпения. Минут двадцать мы кочуем от компании к компании, и, когда я мысленно начинаю готовить план побега от словоохотливого родителя, вдруг на пути нам попадается Рашид Мурзалиев. Оба мужчины замирают, скованные давней неприязнью и неловкостью от встречи на общей территории.
— Пойдем, засвидетельствуем свое почтение устроителям вечера, — отмирает наконец папа и тянет меня за локоть в сторону.
В любых других обстоятельствах я непременно бы настояла на разговоре, потребовала бы объяснений (ведь меня заверяли, что прошлое в прошлом, а разногласия позабыты), но так хочу найти Кирилла, что заставляю себя смолчать и послушно следовать за отцом. Оказывается, в отличие от меня, он прекрасно знает, где искать Харитоновых, и мне приходится всего лишь переставлять ноги. Что сложного? Да ничего, только внутренности завязываются в узел. Нервничаю. Что я сейчас увижу, что почувствую?
Вокруг Харитоновых собралась большая толпа — неудивительно, что я не заметила Кирилла раньше. Поначалу слышен только веселый голос моего пациента, но еще пара шагов — и он предстает перед нами во всем своем великолепии: облаченный в улыбку и обаяние, которыми щедро одаривает окружающих. Делает вид, что все в порядке, хотя я-то знаю, что это не так.
Упрямец. Как бы ни был Кирилл хорош этим вечером, без трости ему будет ой как непросто. И не только физически. Травмы редко затрагивают только тело. Как спрятанные под одеждой шрамы никогда не станут вновь гладкой кожей, так и характер не приобретет прежнюю покладистость.
Вдоволь полюбовавшись
И тут меня посещает совсем не радостная мысль: я могу надеть платье, которое сделает меня идеальной, обвешаться украшениями, точно елка, но все это бессмысленно и пусто. Я потеряла ориентиры и не знаю, что делать, а ей ничего подобного и не нужно. У нее уже все есть. Мужчина мечты и уверенность в безмятежности будущего. Она не думает обо мне: вероятно, даже не знает. Для нее я никто. И пока я борюсь за вежливость и улыбку с подступающей к горлу горечью, она искренне радуется и держит под локоть Кирилла. К чему еще ей стремиться? Она может ездить в Германию, не присутствовать во время лечения мужа, не знать, что я целовала его в лифте, но при этом оставаться той самой. Единственной.
— О, Евгения Александровна, Александр Сергеевич, — зовет Кирилл, заметив нас. От такого чопорного обращения я вздрагиваю. Каждую букву проговорил, не хуже телевизионного диктора.
Замечаю, что Харитоновы-старшие тоже оборачиваются к нам, но куда менее радушны. Что ж, я бы тоже легко прожила без них.
— Познакомься, Вера, это доктор Елисеева, о которой я тебе рассказывал. Я ей многим обязан, — обыденно произносит он.
— Спасибо огромное, — кивает Вера. — Да я наслышана о том, что именно вы вытащили Кирилла из-под обломков, а потом поддерживали на протяжении всего лечения.
Говоря это, она даже руку к груди прижимает. Искренняя благодарность? Я с трудом сглатываю ком в горле. Если мне нужно было подтверждение равнодушия Кирилла — оно только что состоялось. Он рассказал обо мне своей супруге. Боже, неужели мне померещилось все его особенное отношение? Черт, я ни в коем случае не претендую, брак — это серьезно, навсегда и так далее, но хоть легкая искорка интереса… почему я не могу рассчитывать даже на нее? Неужели теперь придется намеренно избегать Харитонова на работе, пока боль не пройдет окончательно?
Кирилл
Речь и ступеньки. Двойное проклятье. Еле взобрался на сцену, а затем чуть не провалил выступление. Возможно, самое важное в жизни. Никогда не страдал косноязычием, но сегодня фразы пришлось из себя выдавливать. Старался не думать о случившемся, не вспоминать, но под обломками здания погибли не только посторонние люди: мои знакомые — тоже. И сегодня здесь их родные. Они заставили вспомнить все, что случилось тогда: боль, непонимание, темноту и один единственный голос, который вел к свету долгие недели.