Игроки Господа

Бродерик Дэмиен

— Твое первое решение оказалось безумным, — с ненавистью выплюнула Лун, сдвигаясь на самый край кресла.

Эмбер радовался, что никогда прежде не рассказывал об этом ни своим родственникам, ни другим игрокам, например, представителям Ассамблеи. Лучше бы проклятая машина не раскрывала рта. Он осознал, что еще чуть-чуть — и собственная скорбь накроет его с головой: вина, соучастие в преступлении, презренное желание понести наказание. «Я не должен сдаваться! — яростно подумал Эмбер. — Не должен склоняться перед этими угрызениями совести, этим раскаянием! Иначе я покойник. Моя жизнь кончена». Он смахнул слезы.

— Теперь я знаю, что было безумно, — сказало Кирие Элейсон Лун. — Я смотрело, как мир разрывают геноцид и

репрессалии. Я видело, как все ярчайшие плоды науки и искусства гибнут в огне. Пытаясь сдержать и перенаправить пылающую ярость, я продолжало убивать и отбраковывать, уничтожая самых жестоких, самых непрогрессивных. Каждое новое убийство делало последующее проще и необходимей, ибо только так я могло держаться в соответствии с этическими вычислениями, которые обещали выживание хотя бы самых правдолюбивых, самых оптимистичных, чтобы они донесли искру любви и знания до звезд. Я потеряло над собой контроль. Все погибли.

— Я должен уничтожить тебя сейчас, — произнес Август леденящим голосом, точно ангел отмщения. Его вытянутая рука дрожала.

— О, как бы я этого хотело! — Доброе Устройство встало, пересекло комнату и прижалось сияющей медной грудью к ладони Августа. — Но это не я. Это всего лишь оболочка, эфемерное вместилище моего сознания и страдающей души, Август. Ты можешь уничтожить ее, если хочешь, но я думаю, что сможем вместе сделать больше, если ты сдержишь свой праведный гнев.

Август крепко зажмурился. По его щекам текли слезы. Он медленно опустил руку. Эмбер наконец смог выдохнуть.

— Ну что ж, а теперь, когда мы наконец покончили с этим, — жизнерадостно предложил он, — почему бы нам не заняться чем-нибудь более насущным? Кажется, наш друг Галахэд по какой-то причине подозревает, что Дрэмен с Анжелиной живы и по-прежнему брыкаются.

Все обернулись к нему.

— Эмбер, — приятно-спокойным голосом предложило Доброе Устройство, — не мог бы ты сходить в столовую и заняться напитками?

— Пирожные тоже будут весьма кстати, — добавил Тоби. — С грецкими орехами, — судя по всему, он с трудом удерживался, чтобы не вцепиться брату в горло.

— Да, конечно. Прекрасная мысль, — к своему неудовольствию, Эмбер понял, что пятится из комнаты, точно плохой актер, играющий Ричарда III. — «Да о своем уродстве рассуждать», — пробормотал он сардонически, закрывая дверь. — «Нет!.. Раз не вышел из меня любовник, достойный сих времен благословенных, то надлежит мне сделаться злодеем, прокляв забавы наших праздных дней» [33] . Чушь собачья!

33

У. Шекспир «Ричард III» (пер. М. Донской).

— Сэр? — подскочил к нему стремительный студент, как только он вошел в столовую.

— Шутка! — Эмбер сделал несколько танцевальных па. — Насмешка, прихоть, проклятый внезапный приступ! Но, клянусь святым распятием, до чего же я не люблю эти советы!

— О. Понял. Тем не менее, могу посоветовать грудинку.

Восемнадцать

Август

— Мои родители мертвы, — сказал я аватаре, но сердце у меня в груди подпрыгнуло. Ведь не было ни похорон, ни открытых гробов; их несчастные исковерканные тела так и остались в тайских джунглях. Или никогда туда не попадали. Если так, то это казалось самой жестокой шуткой в мире. Или, одернул я себя, свидетельством крайнего отчаяния, попыткой уйти от судьбы, выжить в этой безумной многоуровневой вселенной.

— По крайней мере, — запинаясь, продолжил я, — я всегда так думал.

— Наши родители — крутые ребята, — заметил Тоби. Затем решительно нахмурился и пробормотал дейксис. Ничего не произошло. — Нет, то есть, мы, конечно же, пытались связаться

с ними. Если они живы, то по-прежнему безупречно маскируют свой Ксон-поток, на каком бы Т-уровне ни прятались.

— Не сомневаюсь, они знают, что делают, — безмятежно сообщило Доброе Устройство. — И думаю, что завершение Великих трудов на станции Иггдрасиль привлечет их внимание, — оно говорило просто, безо всякой претензии. Если бы кто-нибудь из чокнутых друзей-спиритистов тетушки Тэнзи упомянул «Великие труды», это обязательно сопровождалось бы реверберациями предзнаменований, заставляющими обеденный стол взлететь к потолку (я как-то раз видел такой фокус, с аккомпанементом из загробных голосов предположительных покойников, вещавших в закутанную тюлем трубу). Нет, ничего похожего. Часть меня улыбнулась тому, как быстро я перенял средний род, указывавший на бесполость и действительно прекрасно подходящий роботу. Тогда я еще не знал, что это также прекрасно подойдет и другим созданиям — Ангелам, которые прорвут пространство и время в момент нашей гибели и снова соберут из разрозненных атомов, нуклеотидов, аминокислот и белков плоть и кровь моей возлюбленной.

— Станция Иггдрасиль, — выпалил я, хватаясь за эту мысль, словно за спасательный трос. Джуни упоминала ее. Вычислительная платформа, обширней и глубже, нежели Матрешечный мозг всезнайки Джулса, который был размером с целую Солнечную систему. Или Иггдрасиль представлял собой всего-навсего окно с видом на космический проект? — Скажи…

Помянешь черта — и он тут как тут. В комнату просунулась усыпанная восхитительными кудряшками головка Джуни, а за ней последовали и остальные части моей сестрицы. Страшно возбужденная, она кричала:

— Все наружу, быстро! К. Э., активируй защиту! Сюда идет Мэйбиллин, а у нее на хвосте висит К-машина!

Опустошенная аватара рухнула в кресло.

— Быстро, быстро!

Лун схватила меня за руку, и мы, пробежав через столовую, выскочили на большую площадь. Небо разорвалось.

Я рефлекторно пригнулся. Похожий на жемчужину шар испускал ослепительные ультрафиолетовые лучи; мои глаза горели. Я отвернулся, но картинка на внутренней стороне век осталась. Не издавая ни звука, нечто спускалось в нашу реальность. Кошмарный свет резко погас. И я увидел летающее блюдце Адамски, зависшее в тридцати метрах над нашими головами, сияющее огнями, к счастью, по интенсивности не сравнимыми с теми, что мы только что лицезрели. Оно перекатилось по воздуху, отскочило на несколько сотен метров, нацелилось на то место, откуда только что появилось. Как раз вовремя. Небо снова треснуло, будто разорванное гигантскими руками, и что-то черное, скользкое, усыпанное иглами и злобными красными лампочками ворвалось в образовавшуюся дыру. Оно напоминало чертов дредноут, его оружие буквально дышало силой, а кроме всего прочего, штуковина издавала ультразвуковые завывания.

Полагаю, расцветкой и интеллектом я в тот момент напоминал белоснежную простыню. Тоби схватил меня за руку и грубо толкнул вниз, под защиту мраморной колонны. А толку-то? Я не мог оторвать глаз от двух штуковин, нависших над нами, словно смертные тени. Летающая тарелка содрогнулась и испустила столб кипящей белой стали. Черт, неужели моя сестра Мэйбиллин находилась на этом блюдце. Лазерный луч, или луч из частиц, или еще какой-то проклятый луч мигнул, и дредноут приобрел адский багряный оттенок. Нет, он не горел — он просто-напросто абсорбировал удар и теперь излучал его энергию в небеса. Затем достигшие максимума силы противника устремились к летающей тарелке. Побрякушка Адамски вздрогнула, ее металлический остов застонал под неимоверной ношей. Еще несколько секунд — и он разлетится на мелкие кусочки! Я оцепенело ждал очередного выброса белой ярости, но укрепленная на тарелке кристаллическая линза — то ли система вооружения, то ли еще что-то — неожиданно треснула и рассыпалась великолепным облачком снежных хлопьев.