Игроки с Титана (сборник)

Дик Филип Киндред

По сути дела, поняла она, своей жизнью.

— Он очень высокого мнения о вас тоже, — сказала миссис Конгросян.

— Можно мне остаться у вас? — вдруг спросила Николь.

— Пожалуйста. Сколько вам будет угодно.

— Спасибо.

Ей теперь стало несколько лучше. Может быть, я уже никогда больше не вернусь в Вашингтон, подумала она. Ведь ради чего мне теперь возвращаться?

Джанет нет в живых, Бертольд Гольц — мертв, даже рейхсмаршал Геринг мертв и уж, конечно же, Уайлдер Пэмброук теперь тоже мертв. И весь правящий Совет, все эти столько лет таившиеся в полумраке фигуры, которые

стояли за нею, которых она прикрывала. При условии, разумеется, если фараоны выполнили отданный им приказ, впрочем, в этом сомневаться не приходилось.

Кроме того, отметила она про себя, я уже больше никак не смогу вершить делами в стране; информ–машины во всю постарались в своей слепой, чисто механической, но такой эффективной прыти. Они и Карпы. Так что теперь, решила она, настала очередь Карпов, пусть какое–то время поупиваются властью, а затем… Пока, в свою очередь, не сожрут и их, как это сделали со мною.

Я даже не могу теперь эмигрировать на Марс, продолжала размышлять она. Во всяком случае, на борту одного из марсолетов Луни Люка. В этом я сама виновата. Но есть и иные способы туда добраться. Есть большие торговые корабли, эксплуатирующиеся на вполне легальных основаниях, правительственные корабли тоже. И еще — очень быстроходные корабли, которые принадлежат военным; я, пожалуй, еще могла бы реквизировать один такой корабль. При посредничестве аппарата Руди, даже несмотря на то, что сам он не смертном одре — вернее на слесарном верстаке для разборки.

Официально армия присягнула ему; ей положено делать то, что он велит.

— Вы себя нормально чувствуете? Кофе вам не повредит? — на нее внимательно смотрела миссис Конгросян.

— Спасибо — ответила Николь, — вполне нормально.

Она последовала за миссис Конгросян в кухню этого просторного старинного дома.

За окнами теперь дождь хлестал вовсю. Николь снова задрожала и решила больше не глядеть на улицу; дождь страшил ее, он был дурным знамением.

Напоминанием о злосчастной судьбе, что могла быть ей уготована.

— Вы сего–то боитесь? — вдруг сочувственно спросила миссис Конгросян.

— Сама не знаю, — честно призналась Николь.

— В таком состоянии я не раз видела Ричарда. Это, должно быть, здешний климат. Он такой мерзкий и однообразный. Ведь судя по описаниям Ричарда, вы никогда такою не были. Он всегда рассказывал, что вы такая смелая. Такая сильная.

— Мне очень жаль, что я вас разочаровала.

Миссис Конгросян погладила ее по руке.

— Вы не разочаровали меня. Вы мне очень–очень понравились. Я уверена: это погода виновата в том, что вы так пали духом.

— Может быть, — не стала возражать ей Николь.

Но сама–то она знала, что не дождь тому виной. Нечто, куда более серьезное.

Глава 15

Мужчина средних лет, настоящий полицейский–профессионал с непроницаемым, ледяным взглядом, сказал, обращаясь к Маури Фрауэнциммеру и Чику Страйкроку:

— Вы оба арестованы. Пройдемте со мною.

— Вот видишь? — произнес Маури обвиняющим тоном, обращаясь к Чику. Именно об этом я тебя и предупреждал! Эти негодяи хотят пришить нам дело!

Они нас делают козлами отпущения. Какие же мы ничтожные простофили

настоящие питекантропы, да и только.

Вместе с Маури Чик вышел из маленькой, такой для него привычной, беспорядочно заваленной бумагами и чертежами конторы фирмы «Фрауэнциммер и компания». Полицейский следовал за ними по пятам.

Чик и Маури угрюмо брели, сохраняя полное молчание, к припаркованной здесь же полицейской машине.

— Пару часов тому назад, — вдруг прорвало Маури, — у нас было все.

Теперь из–за твоего братца — смотри, чего мы добились. Полного банкротства!

Чик не ответил. Ему нечего было ответить.

— Я еще посчитаюсь с тобой, Чик, — пообещал Маури, когда полицейская машина завелась и тронулась в направлении автомагистрали. — Да поможет мне в этом Бог!

— Как–нибудь выпутаемся, — попытался успокоить его Чик. — У нас и раньше бывали неприятности. И все как–то так или иначе улаживалось.

— Если бы ты только эмигрировал! — сказал Маури.

Да я и сам очень жалею о том, что не эмигрировал, ответил про себя Чик. Вот сейчас, например, где были бы мы с Ричардом Конгросяном? В глубоком космосе, на пути к ферме на самой дальней границе цивилизованного мира, где нас ждала новая, незатейливая жизнь. А вместо этого -…вот что. Интересно, где сейчас Конгросян? Ему тоже так же плохо? Вряд ли.

— В следующий раз, когда тебе вздумается оставить фирму… — начал Маури.

— Ну хватит об этом! — вдруг раздраженно вскричал Чик. — Лучше давайте подумаем, что нам сейчас делать.

С кем бы мне сейчас хотелось встретиться, подумал он, так это со своим братцем Винсом. А после этого — с Антоном и стариком Феликсом Карпом.

Полицейский, сидевший с ним рядом, вдруг сказал полицейскому за рулем:

— Эй, Сид, гляди–ка. Дорога блокирована.

Полицейская машина притормозила. Присмотревшись, Чик увидел прямые посредине шоссе огромный армейский бронетранспортер. Из башни его на построившиеся в несколько рядом машины и автобусы, остановленные баррикадой из тяжелых грузовиков, перегородившей все восемь полос, грозно глядело крупнокалиберное артиллерийской орудие.

Сидевший рядом с Чиком полицейский вытащил пистолет. То же сделал и водитель.

— Что происходит? — спросил Чик; сердце его забилось учащенно.

Ни один из полицейских не удостоил его вниманием, взоры их были прикованы к военным, столь эффективно заблокировавшим автомагистраль. Чику передалось их напряженное состояние. Именно оно определяло ту атмосферу, что воцарилась теперь внутри машины.

В то время, пока полицейская машина улиткой ползла вперед, едва не упираясь бампером в багажник идущей машины, в кабину ее через открытое окно проскользнула «рекламка» Теодоруса Нитца.

«Неужели у вас временами не создается впечатление, будто окружающие вас люди в состоянии проникать взглядом сквозь вашу одежду?» — пропищала похожая на крохотную летучую мышку «рекламка» и забилась в полость под передним сиденьем. «Ведь очень часто, когда вы находитесь в общественных местах, вам начинается казаться, что у вас расстегнута ширинка и вас так и подмывает бросить взгляд низ, чтобы…»

Она навеки замолчала, когда полицейский, сидевший за рулем, со злостью пристрелил ее из своего пистолета.