Игровой практикум
Шрифт:
Капица, понимая, что всё уже почти вышло из-под контроля, и его программа рвёт сетку вещания, на ходу придумывал разные вопросы, чтобы сохранить зрительский интерес, и ему это прекрасно удавалось. Например, вопрос, почему порталы не открываются в воде, или как получается, что бактерии и микробы не проникают через пространственный барьер.
— Имплант сам по себе и аптечка и многое другое, но микробы действительно через барьер не проходят. Видимо так и было задумано теми, кто создавал нашу вселенную, иначе инфекционные болезни уничтожали бы всю жизнь начисто.
— Вы сторонник креационистской модели? — сразу заинтересовался
— Да. — Никита кивнул. — Многое из того что я вижу, никак не объяснить с позиции эволюции. Но я думаю всё куда сложнее картинки господа, творящего твердь и плоть. Мир был создан с определённым набором базовых законов, а далее развивался самостоятельно в том числе и по законам эволюции. Не думаю, что то, что создало наш мир, творило каждого муравья, или даже человека. И разумеется есть силы, которые мы могли бы обозначить как божественные, но это выглядит ровно также как отношение дикарей к людям, прилетающим на самолётах и вертолётах. Для них все достижения цивилизации — это чистая магия, а огнестрельное оружие — гнев богов. Но ведь и мы тоже не можем определить, где у космических рас, граница между чудом и технологиями. Да, сейчас разрывы пространства объявлены католической церковью «вратами ада». Такими образом они уже назначили виноватого, и, наверное, им там сразу стало легче. Ну а нам приходится изучать всё это, в попытке понять, и поставить себе на службу.
Программа закончилась только через полтора часа, и Никита вышел из студии на Шаболовке в довольно мятом состоянии.
Ноябрьский ветерок приятно холодил тело, и Никита не нуждавшийся в тёплой одежде, и ходивший в тонкой шинели, сел в машину, и задумавшись на минуту, поехал в центр, решив провести вечер в более приятной компании. Но телефон близняшек не отвечал, а другие дамы оказались, что называется в разгоне. Кто на гастролях, кто на съёмках, а у кого просто не отвечал телефон, так что по ступеням Театра Сатиры он поднимался в одиночестве, хотя, стоило ему войти в холл билетных касс, как его тут же подхватил администратор, среагировавший на звезду героя, и только потом вспомнивший Калашникова. Проведя извилистыми коридорами, он привёл его прямо в кабинет художественного руководителя, и красивым жестом распахнул створки дверей кабинета во всю ширину.
— Валентин Николаевич! — С придыханием произнёс администратор, входя в кабинет режиссёра. — Посмотрите кто к нам пришёл!
В день, когда на сцене выступали Миронов и Папанов, Валентин Николаевич Плучек, был спокоен как никогда. Два великих лицедея, вели представление безупречно и виртуозно позволяя себе даже шутки и отклонения от текста пьесы, впрочем, никогда не нарушавшие общего замысла, и течения представления, а делавшие каждый спектакль уникальным.
— А? — Плучек повернулся ко входу, и мгновенно узнав Калашникова, подхватился и вышел из-за стола навстречу.
— Товарищ полковник, рад приветствовать вас у нас в театре.
— Можно просто Никита. — Калашников улыбнулся. — Валентин Николаевич, мне же всего восемнадцать. Ну какие церемонии.
— Так по делам, товарищ Калашников. — Плучек тоже посмотревший программу с Капицей, крепко пожал руку Никиты. — Возраст, что. Полно стариков, не сделавших и сотой части ваших заслуг. — Он бросил взгляд на часы. — Так. Сейчас прошу в зал, в директорскую ложу, а после спектакля,
Директорская ложа — просто отсек для уважаемых гостей, почти ничем не отличалась от остального зала, и Никиту торжественно посадив в кресло, оставили одного. А через десять минут в зале погас свет, прозвучал третий звонок и началось настоящее волшебство.
Никита благодаря обучению у заслуженных шпионов, легко читал людей по моторике тела, лица и голосу, но здесь, он мог лишь признать, что Анатолий Папанов, и Андрей Миронов действительно живут в пьесе, ухитряясь не лгать ни единым жестом, ни словом. Городничий, выглядел настоящим городничим, а Хлестаков — мелким бесом, и прощелыгой.
В антракте, Никита спустился в холл, взял два роскошных букета, в ларьке при театре, и передал их служителю, для вручения актёрам.
После фразы Городничего «Вот, подлинно, если бог хочет наказать, то отнимет прежде разум», зал буквально взорвался аплодисментами, и капельдинеры понесли букеты на сцену.
Москва всегда оставалась городом торговым, и купцы составляли существенную часть городской элиты, тем более после того, как дворянство, частью выдавили за границу, частью рассадили по лагерям, а оставшихся загнали под плинтус.
Кроме торгового сословия, в элите также числились партийные и профсоюзные начальники, военные высших рангов, учёные с мировым именем, и конечно представители творческой интеллигенции.
По этому табелю о рангах, Никита занимал весьма скромное положение. Ну да. Полковник в восемнадцать лет, это конечно весьма существенно, особенно учитывая награды, но в Советской Армии генералов –то не считано, а уж полковников и вовсе как кирпичей на стройке. Но пара нюансов меняла ситуацию резко и глубоко. Членство в Совете обороны, что само по себе есть регалия высшего ранга, и слава модного художника, делавшая его близким и понятным для актёров. Ну и последнее по списку, но не по значению, тихая, но весьма устойчивая слава как целителя способного на чудо.
Поэтому вечер прошёл в приятной, дружеской обстановке. Актёры много шутили, а Миронов вообще искрил словно бенгальский огонь, задавая тон всему празднику, но в какой-то момент, вдруг остановился на полуслове и будто замер.
— Андрей? — Ширвиндт, сидевший рядом обеспокоено заглянул в лицо другу, и слегка потеребил его за плечо, и обернулся с растерянным выражением на лице. — Не говорит ничего…
— Ну-ка. — Никита подошёл ближе, и положил ладонь на голову Миронова, запуская узор — диагност, и как только получил ответ, на глазах у присутствующих, в воздухе начал собираться светящийся знак, окутывая фигуру актёра, словно коконом, и через секунду впитался в тело, а ещё через пять минут Андрей Александрович словно включился, и обвёл всех взглядом.
— Что-то случилось?
— У вас, товарищ Миронов был инсульт. — Никита покачал головой. — Совсем себя не бережёте.
— И что, вот так, раз и всё? — Ширвиндт округлил глаза.
— Я Александр Анатольевич, руки — ноги людям отращивал. — Никита усмехнулся, садясь на своё место. Недавно сержанту одному из внутренних войск, руку восстанавливал, вот там сложно было. Некроз от яда уже далеко забрался. — Никита перевёл взгляд на Миронова. — Андрей Александрович, как вы себя чувствуете?