Игрушечный дом
Шрифт:
Май сказала, что сливки не взбили, а только слегка поболтали, это не настоящий «Irish Coffee». Теперь музыка звучала назойливей, она упрямо проникала в сознание, твердя без конца одно и то же. Элинор сравнила ее с ударами пульса.
— Да, только это пульс не вполне здорового человека, — заметила Май. — У этого человека сердце не в порядке. — Она собралась в туалет, чтобы навести красоту.
— Пей свой «Irish Coffee», пока он горячий, — сказала Регина. — А прихорашиваться тебе бесполезно — что тут, что там.
— Я
Регина сказала:
— Зеленый, белый, красный, желтый! Выбирай любой! — Она засмеялась и откинулась на стуле.
— Регина, — сказала Элинор, — ты совсем пьяная.
— Этого я от тебя не ожидала, — медленно проговорила Регина. — Правда не ожидала. Ты всегда такая деликатная.
— Девочки, девочки! — воскликнула Май. — Не надо ссориться! Кто из вас пойдет со мной в туалет?
— Опять в туалет, — проворчала Элинор. — Что вам там все время нужно? Это как в первых звуковых фильмах, в которых герои все время бегают, — и фильм плохой, и режиссер никудышный. Можете идти. А я буду смотреть, как под потолком клубится туман.
По пути к лестнице Регина и Май остановились у бара.
— Чао! — сказал официант и хихикнул. — Что желаете? «Irish Coffee»?
— Ни в коем случае, — сказала Май, тщательно выговаривая слова. — Рюмку коньяку, пожалуйста.
Музыка смолкла. За окном царила тьма, непроницаемая осенняя темень. Они стояли спиной к бару. Регина подняла рюмку и крикнула:
— За здоровье нашей молодежи! За здоровье всех присутствующих!
Молодые люди выпили вместе с ней. Один из парней подошел к стойке. Он посмотрел на Май и спросил:
— Та дама — писательница, верно?
Официант снова включил магнитофон, музыка взорвалась, разговаривать было невозможно, они только улыбались друг другу. Подошла Элинор, она крикнула, стараясь перекричать музыку:
— Куда вы пропали? Что вы тут делаете?
Регина наклонилась к молодому человеку:
— А вот и сама писательница. Ее зовут Элинор. Теперь, кажется, все говорят друг другу «ты», верно? Еще коньяку, пожалуйста. Тебе тоже надо выпить. Как замечательно, правда? Просто сказочно! Вы все так хорошо танцуете. Мне очень нравится ваша новая манера танцевать, так и нужно. Каждый двигается сам по себе. Вот так…
Официант засмеялся. Молодой человек отставил рюмку и поклонился Регине.
— There we go![19] — игриво воскликнула она.
Май и Элинор некоторое время смотрели на танцующих.
— Она переигрывает. Зачем она так раскачивается? И вообще. Элинор, мне нехорошо.
Они спустились в туалет.
— Как странно, — сказала Элинор. — Я пишу для молодежи, а они об этом даже не знают. А я ничего не знаю о них. Странно, правда?
Май села на одно из обитых ситцем кресел.
— Который час? — спросила она. — Но ведь ты теперь больше не пишешь.
— Не знаю, у меня часы остановились.
—
— Нет, он у меня в другой сумке.
В туалет вошла девушка и посмотрелась в зеркало. Элинор спросила, нет ли у нее аспирина.
— К сожалению, нет, — ответила девушка и взглянула на Май. — Что-нибудь с сердцем?
— При чем тут сердце? — вспылила Май. — Сердце у меня совершенно здоровое. И вообще мне уже лучше. — Она зашла в кабинку и захлопнула дверцу.
На лестнице она сказала:
— Почему сердце? По-моему, аспирин принимают при головной боли.
— Не сердись, — успокоила ее Элинор. — Просто там такое освещение.
Регина сидела за столиком молодежи, она махнула рукой Май и Элинор и крикнула:
— Эй! Идите к нам! Представляете, бабушка Петера и мой папа были знакомы! Воистину мир тесен! Это Элинор, она писательница, а это — Май. — Молодые люди встали и поклонились, кто-то придвинул к столу еще два стула. — Now, — сказала Регина, — let’s go in for gin![20] Элинор!.. Почему ты такая мрачная? Это мой друг Эрик, он только что стал студентом. Что ты будешь изучать?
— Humaniora.
— Правильно. Humaniora. Гуманитарные науки. Господи, как приятно видеть вокруг только красивые и приветливые лица!
— Ты слишком много болтаешь, — заметила Элинор.
Официант усилил звук.
— Какие красивые лица! — воскликнула Регина. — Такие красивые лица я видела только в Венеции!
Молодежь, как по сигналу, поднялась танцевать. Оглушительно стучал барабан, мелодии не было. Молодые люди танцевали серьезно, отрешенно, двигаясь с изысканной сдержанностью.
— Это как ритуал, — заметила Элинор.
— Что ты сказала? — переспросила Регина. — Я ничего не слышу, тут очень шумно!
— Ритуал! — сказала Элинор. — Они такие серьезные. Жрецы и жрицы в храме Эроса! Ты меня слышишь? Я ничего не понимаю в книгах о молодежи! Я хочу расплатиться и уехать домой!
— О чем вы говорите? — спросила Май. — Мне опять нехорошо.
Но ее никто не слышал. Регина заявила, что еще не хочет домой, у нее только что наладился контакт с молодежью, она должна с ними поделиться.
— Чем ты собираешься с ними делиться? — крикнула усталая Элинор в ухо Регине.
— Опытом! Они меня слушают! — ответила Регина.
— Я убью этого официанта с его ухмылкой, — сказала Элинор. — Дайте нам счет. И не думайте, что мы такие уж безобидные.
Официант наклонился над ними так низко, что невозможно было рассмотреть его лицо.
— У нас нет времени, — сказала Элинор. — Нам некогда.
— Я плачу за себя! — крикнула Май. — Один за всех, все за одного…
В большом зале и в другом конце длинной веранды уже погасили свет.