Игрушка для босса. Трилогия

Рей Ольга

— Да ты катастрофа ходячая, — громко хохочет. Обхватывая талию руками, заваливает на себя. — И как с таким бурным детством, цела осталась? — Убирает упавшие на мое лицо волосы.

— С трудом! — откашливаюсь я.

— Хотя мы похлеще чудили. Например, в детстве очень любили играть в рыцарей, — поворачивается на бок, щеку подпирает кулаком, улыбается. А я укладываюсь на подушку поудобнее, с упоением ожидаю хохму в исполнении Грановского: — Мы с Антохой чаще всего были разбойниками, Глеб — Ричардом Львиное Сердце. Польке отводилась в нашем балагане роль ведьмы, — розовый кончик языка прилипает к верхней губе, а глаза азартно блестят. — Так вот, однажды, изловив злодейку-колдунью в лице вредной ябеды Полины, которая вечно сдавала

все наши великие проделки родителям, и, примотав ее маминым поясом от халата к стулу, отправились на охоту за добрым молодцем, — усмехается. — Глеб среди нас был самым мелким и хилым. Поэтому мы без труда зажали его в ванной, скрутили и притащили на кухню, чтобы перед девичьими глазами провести грандиозную публичную казнь с отсечением головы, а потом захватить его замок и закатить там пир на весь мир, — прикрыв глаза ладонью, хохочет. — Пока я ставил отбивающегося крестоносца на колени и укладывал его голову на табурет, Антоха шарил по шкафчикам в поиске орудия насилия, с помощью которого можно было свершить правосудие, — трет ладонью лоб. — И не было предела его счастью, когда он случайно в самом нижнем ящике стола наткнулся на тяжелый нержавеющий топорик для рубки мяса… — многозначительно дергает левой бровью, намекая, что дальше последует кровавая сцена. А я изумленно распахиваю ресницы, с нетерпением жду продолжение захватывающего триллера: — Спасло его только одно, — ржет. — Перепуганная Полька начала так верещать и рыдать, когда Антоха занес свой карающий топор над головой храброго рыцаря, что в кухню ворвались наши предки и обломали весь кайф! — Уже не сдерживает себя, хрюкает, а я вместе с ним.

— Ужас! И смех и грех.

— Нас потом строго наказали. Больше всего досталось Антону, потому что он старший. Я обошелся нудными нравоучениями и извинениями перед ведьмой и рыцарем. А Глеб вообще ничего не понял: вроде всегда так играли, — приподнимается, чтобы посмотреть время на телефоне.

Оказывается, ребята друг друга с детства знают и росли вместе — интересная новость, — отмечаю про себя.

— А лягушек ты надувала через соломинку до состояния шарика, так что у них кожа натягивалась и просвечивала? — увлеченно интересуется Грановский, а я отрицательно качаю головой, морщусь от воображаемой картинки. — А я даже препарировал, — сообщает, гордо вздергивая нос вверх. — Изучал, что у них внутри, — а глаза-то какие шкодливые, прямо костры в зрачках полыхают.

— Мы только ужей на речке ловили и ящериц, а потом с ними по дачам разгуливали, в дочки-матери играли, — припоминаю, хихикаю. Одергиваю задравшееся платьице вниз. Пытаюсь мешающие волосы собрать в импровизированную косу.

Грановский поднимается, неспешно хромает в кухонную зону. Из холодильника достает две бутылки газированной воды. А я вдруг вспоминаю:

— Как твоя нога? — совсем вылетело из головы, забыла спросить. — Вылечил? — что-то я глупость сморозила, ведь до сих пор еле ковыляет.

— В процессе, — меняется в лице, становится серьезным. — Все пройдет со временем, — и тут же выдает вопрос в лоб: — А ты откуда знаешь, что я к врачу ездил? — указательным пальцем потирает кончик носа, смотрит на меня с прищуром.

Стараюсь вспомнить, где подслушала, но в голове темень и тихий час — информации абсолютный ноль.

— Не помню, — пожимаю плечами. Подает мне стеклянную тару. С шипящими звуками раскручивает крышечку своей, делает пару глотков, ставит бутылку на стол и возвращается ко мне под бок.

Укладываю голову ему на плечо, а он меня крепко обнимает, больше не требует ответа. Захлопывает длинные ресницы, затихает.

— А ты спал с теми девками? — раз пошла такая пьянка, задам личный вопрос, пока Самосвалович разоткровенничался.

— С какими? — приподнимает голову, смотрит на меня удивленно.

— С теми, что в баре были в тот вечер, когда я от тебя удрала?

И зачем я эту тему подняла? Теперь самой неловко. —

На пару секунд зажмуриваюсь, пытаясь успокоить волнение.

— Да ладно, — морщит нос, — я что, на придурка похож?! — фыркает: — Это вообще дебильная выходка была. Вредная мышка довела до ручки…

— Я?! — возмущаюсь. — Да я сидела тише воды ниже травы, молча дремала в уголке, никого не трогала! — усаживаюсь по-турецки, скрещиваю на груди руки.

— Вот именно, — ворчит Грановский, хмурясь. — Я перед ней и так и этак, со словами и без слов. А она глаза закрыла и дрыхнет, как суслик. Внимания ноль, безразличия 101 % и столько же презрения, — щиплет меня за ляжку, а я отбрыкиваюсь. — И мало того, что нагло игнорировала, так потом откровенно послала. От чего я вскипел не на шутку, — будоражит волосы, прижимает к себе. — Мне тебя придушить хотелось или хоть как-то задеть, чтобы вывести из состояния анабиоза… Вот и взбрыкнул, — разводит руки в стороны, отпуская меня на волю. — Порой бывает, — смущенно усмехается.

— Да уж, — ворчу, — разве так ухаживают? — тычу ему пальцем в грудь.

— Не знаю, — ведет плечом. — Давно этим не занимался, — заложив ладони за голову, закрывает глаза. — Наверное, разучился.

Странно это слышать. Врет, наверное. Цену себе набивает, — сворачиваюсь рядом с ним клубочком, как домашняя мышка. — У моего котяры инстинкт охотника в крови, видно невооруженным глазом, — обреченно вздыхаю: — «Любовь, пока скука не разлучит нас» — точно описывает его личную жизнь. Хотя… может, ошибаюсь, — зеваю. Организм требует отдыха, оперативная система не на шутку тормозит, да еще Грановский в голове приятно возится. — Вздремну пять минуточек, а потом бодрячком на деловую встречу поеду, — обещаю себе, причмокивая губами.

Просыпаюсь я от того, что, оказавшись на самом краю, скольжу с дивана на пол. Благо успеваю перед собой руку выставить, с помощью нее удерживаюсь на ложе. Забираюсь обратно, сонно туру глаза, пытаюсь в темноте разглядеть обстановку и обитателей.

Медленно в мозгах появляются воспоминания о том, что я в гостях у Самосваловича. Быстро оборачиваюсь назад, но рядом никого не нахожу. Зато обнаруживаю на себе теплое, упакованное в постельное белье одеяло, приятно пахнущее свежим ароматом геля для душа Грановского. Лениво опускаю лапки на ламинат, двумя руками чешу лоб, поднимаюсь.

Сколько времени и где начальник? — бреду в коридор, спотыкаясь в темноте. На ощупь нахожу свою сумочку, а в боковом кармашке — мобильник, оживляю приборчик. Когда тот зажигается, ахаю. На часах половина первого ночи, а еще пятнадцать пропущенных от девчонок.

Первым делом перезваниваю домой. Сонной Анфиске объясняю, что я в порядке, но сегодня, возможно, ночевать не приду. А как по-другому? Метро уже закрывается, квартиру чужую незапертой оставить не могу, ключа у меня нет, поэтому только такси как вариант. Но когда вернется Грановский и выпустит меня — неизвестно. В подробности подругу не посвящаю — завалит вопросами. До потери пульса будет пытать, с кем я и где. А если узнает, что с мужчиной, то устроит допрос с пристрастием, — обрываю разговор на полуслове, прощаюсь.

Не отходя от кассы, нахожу телефон начальника. Набираю. В нервном ожидании отстукиваю лапкой странный ритм. Да где ж его так поздно носит и почему меня не разбудил и с собой на встречу не взял?! — недоумеваю, волнуюсь.

Бррр-бррр-бррр — издает рычащие звуки сотовый! Долго, нудно, противно фырчит. Но трубку как назло никто не берет. Разочарованно надуваюсь. Устав ждать, отключаю бурчалку. Смиряюсь с ситуацией. Шлепаю обратно к дивану.

Хорошо бы понять, где свет зажигается, — размышляю по пути. Квартира огромная, неизвестно, в каком направлении двигаться, — осматриваю территорию. — Бросил меня одну, а сам развлекается где-то, — шиплю, как ревнивая жена. — А мне что делать? — нога зацепляет нечто хрустящее, инстинктивно отдергиваю конечность, всматриваюсь в темноту.