Игрушка судьбы: Фантастические романы

Саймак Клиффорд Дональд

А потом на крыльцо этого белоснежного строения, сверкавшего перед нами, вышел человек. Это был глубокий, но еще крепкий старик с серебристой бородой и широкими плечами. Белая хламида не вызывала никакого удивления. С такой осанкой можно было носить только хламиду.

— Сара! — снова крикнул я и вместе с Хухом поспешил за ней.

Она ничего не слышала. Она ни на что не обращала внимания.

— Гости?! — воскликнул старик, выкидывая руку в нашу сторону, — Мои соплеменники?! Мог ли я думать, что увижу их вновь!

Его голос рассеял мои последние сомнения. Это не было ни миражом, ни призраком. Это был просто

человек, приветствующий нас своим глубоким басом.

Сара протянула ему обе руки, он сжал их — и они оба застыли, глядя друг другу в глаза.

— Вероятно, это был долгий путь, — пророкотал старик, — Очень долгий. Тропа длинна, трудна, и никто ничего не знает… Но вы-то как узнали?!

— Сэр, — все еще тяжело дыша, сказала Сара, — вы, должно быть, Лоуренс Арлен Найт, не так ли?

— Ну да! — подтвердил старик. — Он самый! А кого же вы предполагали тут увидеть!

— Кого?.. — задумчиво повторила Сара. — Конечно вас. Но мы могли только мечтать об этом…

— А кто эти ваши милые спутники?

— Капитан Росс и Хух, наш преданный друг, — представила нас Сара.

— Весьма польщен, сэр! — отвесив Хуху поклон, сказал Найт, после чего повернулся ко мне, и мы обменялись рукопожатиями. Пергаментную кожу его крепкой руки покрывало множество темных пятен.

— Добро пожаловать, капитан! Места хватит для всех! И для молодой леди, имени которой я, к сожалению…

— Сара Фостер, — торопливо сказала Сара.

— Подумать только! — воскликнул Найт, — Я больше не одинок! Как бы прекрасно все ни было, мне всегда не хватало звуков человеческой речи и человеческих лиц! Здесь, конечно, множество существ, добрых и тонко чувствующих, но потребность видеть сородичей неистребима!

— Как давно вы здесь? — спросил я, пытаясь вспомнить, на какую же глубину уходит в прошлое легенда об этом человеке.

— Когда ты используешь каждый день в полной мере, когда с вечера нетерпеливо ждешь утра — отсчет времени не ведется. Минута становится частью вечности… Я много думал об этом и должен сказать, что не уверен в реальном существовании времени. Это абстрактное понятие, грубая измерительная линейка, перспективная структура, существующая далеко не во всех умах — но в тех лишь, которым необходимо поместить себя в так называемые пространственно-временные рамки. Время как таковое прячется в вечности, и невозможно найти ни начала его, ни конца. Они не существовали никогда… Ну а в моем случае тщательное измерение нелепо нарезанных ломтиков вечности — работа вовсе бессмысленная. Да и не нарезаются ломтики…

Он все говорил и говорил, а я, стоя между двумя мраморными колоннами, бросал рассеянные взгляды вниз, на долину, и думал: уж не тронулся ли старик от своего одиночества?.. Правда, все здесь действительно наводило на мысли о вечном, даже олицетворяло его. Я, конечно, не знал, как должна выглядеть вечность, но казалось, что именно так…

— Простите мне такую бессвязность, — остановился вдруг Найт, — но беда в том, что во мне накопилось слишком много невысказанного… Однако не все сразу. Вы и так, я вижу, утомлены. Не угодно ли зайти в дом?..

И мы вошли, мы погрузились в это классическое, умиротворенное изящество.

В доме не было окон, и солнечные лучи косо лились сверху, освещая великолепные стулья и софу, письменный стол с деревянной шкатулкой и разбросанными листами бумаги

на нем, изысканный чайный сервиз на столике поменьше.

— Прошу вас, садитесь! — сказал Найт. — Я надеюсь, вы сможете уделить мне какое-то время?

«Так ведь его не существует!» — мысленно возразил я.

— Конечно же сможете! — ответил он сам себе. — Ведь вы располагаете всем существующим временем! Пришедшему сюда уже некуда спешить! У него даже не возникает желания уйти куда бы то ни было?..

Его монолог был гладким и понятным, как в добротной пьесе. Причина, по которой открылись его речевые шлюзы, не представляла загадки тоже. Одинокий старик нежданно— негаданно получил возможность выговориться. И все же при всей этой ясности я чувствовал какое-то смутное беспокойство…

— И для вас здесь конечно же места хватит, — продолжал Найт. — Многие жилища пока пустуют, так как добраться сюда не так-то просто. Через пару деньков я покажу вам окрестности, и мы кое-кого навестим. Нанесем, так сказать, официальные визиты. Без этого не обойтись — этикет у нас чтут. Однако в дальнейшем вы будете совершенно избавлены от необходимости делать визиты, если они вам окажутся в тягость… Здесь, должен вам сказать, живет избранная публика, представители самых различных уголков Вселенной. Кого-то вы найдете забавными, кого-то — занудливыми, и в их поступках будет очень много непостижимого для вас. Порою вы даже будете неприятно шокированы. Старайтесь в таких случаях быть терпимыми к чужому своеобразию…

— А что это за место? — поинтересовалась Сара. — Как вы узнали о его существовании и как…

— Что это за место?.. — глубоко вздохнув, переспросил Найт и умолк.

— Да, что это за место, собственно? — настойчиво повторила Сара, — Как оно называется?

— Ну-у… Вы знаете, я никогда не интересовался этим. Не думал об этом и никого не спрашивал.

— То есть, прожив здесь столько времени, вы не поинтересовались, где вы находитесь?! — удивился я.

Он посмотрел на меня с таким испугом, будто я призывал его к восстанию.

— А зачем?! Зачем интересоваться?! Что мне в этом названии?!

— Простите, — сказала Сара, — Простите нас. Мы не хотели вас обидеть.

Она-то, может быть, и не хотела его обидеть, а вот я был не прочь. В этом случае, возможно, он разрешился бы хоть чем-то толковым…

— Вы упомянули о наполненности каждого вашего дня, — сказал я. — Какого она рода?

— Майк! — одернула меня Сара.

— Но я хочу знать! — воскликнул я, — Созерцает ли он целыми днями свой пуп — или же…

— Я пишу, — сказал Лоуренс Арлен Найт.

— Снова вынуждена принести свои извинения, сэр, — вмешалась Сара, — Допрос — не лучшая форма беседы.

— Не для меня, — сказал я, — Не для невежи, желающего получить несколько вразумительных ответов. Он говорит, что никто из попавших сюда не желает никуда уходить! Он говорит также, что его дни заполнены до предела! Так вот. Если нам суждено застрять здесь окончательно, я хотел бы узнать…

— Каждый, — мягко прервал меня Найт, — делает здесь то, к чему имеет склонность. И делает исключительно ради собственного удовлетворения. Других мотивов нет. Лишь радость, доставляемая хорошо сделанной работой. Нет никакого экономического или социального давления. Деньги, признание, слава — все это теряет здесь смысл. Твой судья — ты сам.