Игры демиургов
Шрифт:
Мазукта с хрустом откусил кусок от одной половинки.
– Мир, – продолжал он с набитым ртом, – не статичен. И жесток. Он все перемалывает под себя. Тем или иным способом. Отрезает по кусочку, или откусывает, или вовсе перемалывает в детское пюре.
Он откусил от другой половинки и на некоторое время замолчал, пережевывая. Шамбамбукли уставился на два огрызка и нервно сглотнул.
– И вот, – торжественно провозгласил Мазукта, – они встречаются! Трам-тарарам-пам-пам! – он соединил надкушенные половинки. – И что, подходят они друг другу? Черта с два!
– Мазукта, – осторожно
– Да ни к чему. Так, захотелось поговорить. А что?
– Нет, ничего… Я думал…
– А посмотри теперь сюда, – перебил Мазукта и взял еще несколько яблок. – Разрезаем каждое пополам, складываем наудачу две половинки от разных яблок – и что видим?
– Они не подходят, – кивнул Шамбамбукли. – Мазукта, я хотел спросить…
– Потом спросишь, – отмахнулся Мазукта. – Смотри дальше.
Сложив две разные половинки вместе, он куснул с одной и с другой стороны и продемонстрировал результат.
– Ну, что видим? Теперь они образуют пару?
– Да-а, – Шамбамбукли задумчиво кивнул. – Теперь они соответствуют друг другу идеально.
– Потому что мир их обкусывал не поодиночке, а вместе. Аналогия ясна?
– Ясна.
– Теперь спрашивай, что ты хотел.
– Да ничего, теперь уже незачем спрашивать. Я просто удивился, зачем ты начал этот разговор, а вдруг у тебя какие-нибудь проблемы в семейной жизни?
– У меня? – Мазукта засмеялся. – Нет, что ты… у меня все замечательно. Прекрасная жена (да ты же ее знаешь), чудные дети… Дочка – вылитая мать, спокойная такая, заботливая. Цветы любит. Я ей выделил садик, так она весь день там что-то сажает, пропалывает… Очень обстоятельный ребенок. Сыновья тоже подрастают. Совсем разные. Один кораблики пускает, мечтает стать моряком. За него я спокоен. А другой всё больше по подвалам шляется, и компания у него подозрительная. Вечно угрюмый, не улыбнется никогда. На стенах развешал картинки с уродскими черепами, сам весь в цепях… Ну ничего, это подростковое, это пройдет. А вот младшенький меня беспокоит…
Мазукта напряженно сдвинул брови.
– Слишком серьезный, – пояснил он. – Не по годам. И игры у него странные. Нашел где-то ржавый серп, сидит точит и на меня как-то нехорошо поглядывает. Не нравится мне это…
о природе человека, раз
Демиурги Шамбамбукли и Мазукта вели неспешный теологический спор.
– А я говорю, что от людей добром ничего не добьешься, – сказал демиург Мазукта.
– Ты неправ, – покачал головой Шамбамбукли. – Я утверждаю, что на людей всегда можно воздействовать мягким убеждением.
– Только принуждением, – стоял на своем Мазукта.
– Нет-нет, насилие еще никогда не доводило до добра!
– А кто говорит про насилие? – удивился Мазукта.
– Ты.
– Я говорил про принуждение.
– Не вижу разницы.
– А ее, по большому счету, и нет.
Шамбамбукли озадаченно заморгал.
– Что?..
– Ну посуди сам. Люди – это ведь те же скоты, верно?
– Нет.
– Верно, Шамбамбукли, верно. На них, как на всякую скотину, можно воздействовать хорошей палкой. Рано или поздно они понимают,
– Это насилие.
– Правильно. А принуждение – это когда ты запрягаешь их в повозку, а перед носом вешаешь вкусную морковку. Тогда они думают, что идут сами, куда хотят, за своей светлой недостижимой целью – а на деле, это ты их ведешь. И с куда большим комфортом.
– Ясно. Но люди – не скот.
– Спорим?
– Спорим.
– Ну хорошо… Возьмем, для примера, какой-нибудь мир.
Демиурги взяли какой-то мир.
– Теперь выбери любой город.
– Вот этот.
– Очень хорошо.
– А теперь попробуй мягко убедить людей… ну, хотя бы плодиться и размножаться.
– А они что, не?!..
– Они да. Но недостаточно активно.
– Ну хорошо, я попробую. Сейчас я к ним обращусь…
– Да? И это ты называешь свободой выбора? Представь себе, ты человек, и вдруг перед тобой с небес спускается сияющая фигура и начинает пропагандировать е… естественное размножение. Ты посмеешь ослушаться?
– Ты прав, Мазукта. А здесь как-нибудь можно обратиться сразу ко всем, и чтобы без чудес?
– Запросто. Тебе повезло. В этом мире существует телевидение, и через пять минут намечается новогоднее выступление президента. Можешь вмешаться.
– А ты уверен, что президент будет не в записи?
– Абсолютно! – Мазукта щелкнул пальцами. – Вот и нет никаких записей, сгорели. Придется ему выступать вживую.
– Это насилие…
– Да. Выступление начинается, твой ход.
Шамбамбукли вздохнул, зашевелил губами, и на бумажке, лежащей перед президентом, проступили новые слова. Президент как ни в чем не бывало продолжал речь. Упомянул о сложной политической обстановке, пожаловался на недостаток рабочих рук в стране, оценил низкий уровень валового дохода. С этого дня, проникновенно говорил президент, все люди доброй воли должны усилить свою демографическую сознательность. Государству нужны новые молодые люди: солдаты, рабочие, ученые. Дети – наше будущее, наша сила, наша гордость и т. д. и т. п.
– И ты думаешь, из этого выйдет что-то путное? – скептически скривился Мазукта.
– Посмотрим, – неопределенно ответил Шамбамбукли.
– Хорошо, посмотрим.
Демиурги перепрыгнули на год вперед.
– Что-то я не вижу никаких существенных изменений, – сказал Мазукта. – Рождаемость даже снизилась.
– И президент сменился…
– Угу. Ну ладно, теперь моя очередь?
– Твоя. Начинай.
На сей раз новогодня речь президента, насильно отредактированная Мазуктой, была совсем краткой. Президент только открыл рот – и по всему городу погас свет.
– Вот так, – усмехнулся Мазукта и отошел от рубильника. – Пока разберутся, пока все запустят заново – не меньше двух часов пройдет.
– А концерт? – огорчился Шамбамбукли.
– Обойдутся без концерта. Делать им теперь нечего, света нет, телевизор не работает… Через девять месяцев ожидай демографического взрыва.
– Как-то у тебя все слишком просто получается, – расстроился Шамбамбукли.
– А я не усложняю.
– И все равно люди – не скоты!
– Поспорим еще раз? – ухмыльнулся Мазукта.