Игры мажоров. Соблазнить училку

Герман Юлия

Сын Руднева Виктора Валерьевича должен быть лучшим студентом, самым послушным сыном и безэмоциональным роботом, не имеющим права на собственные желания.

Но я не такой. Я отказываюсь жить по его нормам, и поэтому для отца я лишь пятно, грязная мазутная клякса, что никак не отмыть от одежды.

– Вместо того чтобы заниматься, ты только и делаешь, что таскаешься со своими дружками-недоумками да притворяешься великим музыкантом! Хотя то, что ты записываешь у себя в студии, заслуживает лишь звание

шума!

Я терпеливо слушаю поток грязи, изливающийся из его рта, потому что привык к его реакциям на любое мое действие, как и привык к тому, что мать не смеет заступиться за меня, как и в принципе разговаривать без разрешения.

В любой другой день я, скорее всего, разозлился бы. Но сегодня мне кое-что от него нужно, и это кое-что напрямую вытекает из причины сегодняшнего скандала.

– Мне как людям в глаза смотреть? Снова краснеть, что у меня сын – раздолбай и шут гороховый!

– А ты не красней, – не выдержав, огрызаюсь я.

– Что? – щурится он. – Не красней, значит? Да я тебя без копейки оставлю! Пойдешь у меня побираться!

– И как тогда будешь людям в глаза смотреть? Единственного сына заставил попрошайничать. От такого лучше краснеть?

– А ты не дерзи! – вижу, как он вскипает, будто чайник, и раздувается, как рыба фугу.

– Так, может, ты мне дашь право высказаться в свою защиту? – смотрю ему прямо в глаза, выдерживая пристальный взгляд.

– Какая защита?

– Обыкновенная. Как у любого обвиняемого, – говорю спокойно.

Отец шумно втягивает воздух и выдыхает. Мои слова явно горят у него в голове кислотой, разъедающей мозг. Ведь на защиту в этом доме никто не имеет права, только на обвинение и приговор.

– У тебя ровно три минуты! – выплевывает с презрением.

– Слушай, дело в том, что эта преподша предвзято ко мне относится.

– Конечно, потому что ты тупица и клоун!

Сжимаю крепче челюсть, чтобы не похерить все, ради чего эта ситуация затевалась. Жду, когда отец заткнется.

– Могу дальше рассказывать? – смотрю на него.

– Говори, – рявкает он.

– Я не знаю, по какой именно причине она на меня взъелась, но смысла мне появляться на ее занятиях нет, потому что она отказывается меня воспринимать серьезно.

– Хочешь сказать, у вас работает какая-то непрофессиональная дрянь, чье качество работы зависит от личных симпатий?

– Я так не думаю.

– Тогда что, твою мать, ты пытаешься сказать?! – отцу не хватает терпения надолго. – Я сейчас позвоню в твою богадельню и всех разнесу к херам.

– Не надо, – резко обрываю его. – Ты же сам говоришь, что я всего должен добиваться сам, а не через фамилию.

Господин прокурор снова начинает пыхтеть.

– И что ты предлагаешь? – уже чуть менее дергано спрашивает он.

– Я думаю, что мне просто

нужно взять несколько частных уроков и, может, тогда она изменит свое отношение.

– Так возьми! В чем проблема?

– В этом-то и загвоздка. Нельзя преподавателю-предметнику заниматься репетиторством со своими студентами. Есть вероятность предвзятого отношения. Но раз она изначально меня недолюбливает, то вряд ли выставит завышенный бал.

– Хочешь, чтобы я договорился о занятиях с ней? – наконец-то начинает доходить до отца.

– Да, – смотрю на него и жду очередную вспышку гнева. – Просто договорись о занятиях, а дальше моя задача – получить проклятый допуск и сдать экзамен.

– Я подумаю, – бурчит он и, замолчав, перемещает внимание к своей тарелке.

А я же буквально чувствую, как атмосфера вокруг начинает разряжаться, и, кажется, даже слышу мамин облегченный вздох.

– Витюш, может, коньячку? – спрашивает она у отца.

– Можно, – холодно отвечает он, и это хороший знак.

Если собирается пригубить за ужином, значит, проблема исчерпана. Я перевожу взор на маму и подмигиваю ей, обещая, что все будет в порядке.

По крайней мере, я очень хочу, чтобы все было так, как я задумал… Но порой планы хороши лишь на стадии планирования.

Глава 16

Оля

– Исключено! – даю категоричный ответ декану на его абсурдное предложение. – Я не даю частных уроков, особенно своим студентам.

– Я вас прекрасно понимаю, Ольга Александровна, и уважаю ваш настрой, но ситуацией заинтересовался ректор. И нам с вами не нужны проблемы.

– Ерунда какая-то, – выдыхаю, понимая, что положение у меня незавидное и, кажется, моя карьера под ударом.

– Боюсь, что нам с вами не оставили выбора, – говорит, нахмурившись, Анатолий Илларионович.

– Выбор должен быть всегда, – заявляю твердо. – К тому же это не прописано в моих должностных обязанностях.

– Да, но также педагогическая этика предполагает непредвзятость в работе со студентами. А у нас вырисовывается совершенно другая картина.

– Анатолий Илларионович, я всегда сохраняю профессионализм и оцениваю студентов по их знаниям. Руднев приходил ко мне на семинары абсолютно неподготовленным, а потом и вовсе перестал посещать мои занятия…

– Это мы с вами понимаем, как все на самом деле. Но там, – декан указывает пальцем куда-то в потолок, – всем абсолютно наплевать на то, как в реальности обстоит ситуация. К тому же вас просят лишь об индивидуальных занятиях, а после студент будет сдавать экзамен ровно на ту оценку, на которую вы его подготовите.