Игры морока

Эльтеррус Иар

– Да, теперь понятно, – кивнул Кир.

– Боюсь, вам предстоит очень неприятное зрелище, – удрученно покачал головой Андрей.

– Почему?

– Этот запах, он не просто так.

Кир нахмурился.

– Что-то такое я и предполагал…

* * *

«Ветер» им все-таки вернули.

Ри от смеха умирал, пока Сэфес отчитывали стоящих перед ними с виноватым видом Фэйта и Скита. Отчитывали, как маленьких нашкодивших детей, – обстоятельно, доброжелательно, но в то же время строго. Так поступать нехорошо, если у вещи нашелся хозяин, следует ее вернуть,

а не пытаться присвоить.

– Когда мы его нашли, вы не возражали, – огрызался Скит.

– Мы не знали, чей он, – вздохнул Сережа. – Теперь знаем. Тем более выяснилось, что они вовсе не враги, как мы думали сначала. Передай управление Ри, пожалуйста.

– И часто вы так технику… экспроприируете? – поинтересовался Скрипач.

– Случается, – неохотно ответил Фэйт.

– Мы подумали, что кто-то прошел на этом корабле в закрытую систему, имея плохие намерения, – объяснил Андрей. – Очень прошу нас простить. Мы не нарочно. Мы действительно не знали. Ужасно, что так получилось с Мотыльком, да еще по нашей вине. – Он сокрушенно покачал головой. – Мне до сих пор стыдно.

– Ой, ладно вам, – поморщился Тринадцатый. – Не так уж я и мучился.

– Давайте закроем эту тему, – попросил Ит, которому разговор уже надоел. – Лучше по делу. Кто идет на корабль?

– Разумеется, Ри. – Сережа улыбнулся. – Он справится, не сомневайтесь.

* * *

Детский сад вывезли быстро и без проблем – правда, это влетело в крупную сумму местных денег, потому что путевки в отдаленный лагерь для кучи детей, родителей и воспитателей стоили очень недешево. Но зато теперь садик, обвешанный со всех сторон устрашающими надписями типа «карантин», «осторожно, грипп!» и «идет санитарная обработка», стоял совершенно пустой – что им, собственно, и требовалось.

– А он новых детей сюда не натащит, как в башне было? – с сомнением спросил Ит.

– Не успеет, да и незачем, – ухмыльнулся Ри. – Смотри сам: тогда под землю заранее спустились люди с аппаратурой, и у него было несколько часов, чтобы сориентироваться. Когда пошли загонщики, он был уже в курсе всех наших планов. А сейчас… под землей никого нет. Аппаратуры тоже нет. Я думаю, что он за нами следит – слуг, которые не знают, что они слуги, у него и сейчас предостаточно – но ситуация изменилась. У нас в руках то, что он хочет получить, а дети… живой щит из детей тут ни к чему. Он растерялся.

– Мы тоже. – Ит задумался. – У меня до сих пор нет уверенности, что артефакты из сейфа будут хорошей защитой.

– Будут, – уверенно ответил Ри. – Увидишь.

– Дай-то бог…

* * *

Под землю заходили не там, где в прошлый раз, а ближе к нужной точке – Клим решил, что приличия и анонимность им сейчас не нужны. Заходили через люк, расположенный в паре сотне метров от детского сада, рядом с чудом сохранившейся церковью, – Фэб, впервые ее увидев, горестно покачал головой, но ничего не сказал.

– Обнаглеем напоследок. – Клим оттащил в сторону крышку люка. – Нет, ну а чего, собственно? Если он играет вот так, нечестно да неправедно, то что же нам не поиграть?

– И то верно, – согласился Скрипач. – Ну чего? Полезли?

– Полезли.

– Ит, не приложи меня

о колодец, – попросил Тринадцатый из рюкзака.

– Не приложу, – пообещал Ит. – Пристегнулся?

– Я и не отстегивался… Так, все. Вперед.

Ит усмехнулся и полез в люк следом за Скрипачом, который, как выяснилось, уже успел за что-то зацепиться и теперь ругался где-то внизу, потому что зацепиться легко, а вот отцепиться всегда труднее.

* * *

…Жила-была на свете девочка. И выросла эта девочка, и превратилась в хитрую, изворотливую и похотливую тварь. Слишком умную, чтобы быть пойманной вовремя. И жил-был на свете мальчик, который тоже вырос. Вырос и почти осуществил свою давнюю мечту – абсолютную власть над людьми, причем не просто над людьми, а над их душами.

И когда мальчик умер, девочка решила, что дело мальчика должно жить вечно. Она так и написала в одном из писем – когда мальчика уже не было на свете, она еще два года писала ему, умершему, письма – так вот, она написала: «Твое дело будет жить вечно».

Неизвестно, что именно она сделала и какую роль во всем этом сыграл эксперимент, проводимый Официальной службой на Терре-ноль, но она сделала, и эксперимент был, и мальчик, ее младший брат, пришел к ней, восстав из мертвых, и увел за собой, под землю. Какое-то время она приходила туда, куда он привел ее, еще будучи живой, а потом… Никто не знает, что было потом и чье тело на самом деле лежит в могиле, над которой стоит памятник с надписью «Клавдии Мещеряковой-Калериной, идейной вдохновительнице народа, созидательнице и духовному лидеру».

Но что-то было.

И возник Морок.

И единственное, что удерживало его в пределах этого осколка Русского Сонма, – два крестика, его и Клавдии, которые в недобрый для Морока час скрутила проволокой рука старухи. Старухи, которая любила его, которую он презирал за это и которую уничтожил первой – за своеволие и за то, что она, в отличие от Клавдии, сумела остаться собой и сохранить душу. Ему не нужна была любовь непокорной.

И вообще ему не нужны были непокорные. Никакие. И он десятилетиями гасил эти вспыхивающие огоньки, причем чем дальше шло время, тем лучше он различал эти слабые поначалу отблески истинного света в ровной серой мгле, которую создал. В его мире должны быть трудолюбивые покорные самки, сильные самцы, дающие много потомства, и – право, которое он не сумел получить при жизни. Право делать то, что хочется, с тем, с кем хочется.

Религия ему тоже мешала, и он еще при жизни начал спешно переделывать ее под себя – власть позволяла. Святая Марианна – девица, заделавшая от родного брата десять детей, половина из которых была, разумеется, умственно отсталой. Святой Григорий, убивший «во славу божию» собственных родителей, которые были агностиками и не разделяли фанатизм сына. И прочие, прочие, прочие…

Не только Россия, конечно. России ему давно было мало. Америка сдалась сразу, без боя – ну, они там никогда и не были особенно умными, да и сама система позволяла внедряться в нее с необыкновенной легкостью. С Азией пришлось повозиться, но чем дальше, тем сильнее становился Морок, и Азия сдалась, и легла к его ногам, и прониклась страхом и уважением.