Игры ночи
Шрифт:
– Пусть она останется в состоянии говорить, когда я буду свободен, чтобы задать ей вопросы, ты меня понял, Макс?
– Темная бровь насмешливо поднялась, провоцируя друга.
– Только говорить. О, и желательно, чтобы она могла вспомнить свое имя, и то, что задумал Ротан. Остальное меня не волнует - развлекайся.
И Мастер, не обращая более внимания на друзей, жадно накрыл губы Сирины поцелуем, растворяясь с нею во тьме.
Плевать! Что бы там ни было.
У вампира не было больше сил пребывать даже на таком, мизерном,
***
Он чувствовал, что, не смотря на дикое всепоглощающее желание, которое сжигало тело Сирины, его любимая не собиралась, тут же, пасть к его ногам. Хотя..., он бы, совсем не отказался... у него имелась пара мысленных картин...
Едва они очутились в комнате, девушка сделала все, чтобы оттолкнуть Михаэля от себя.
И, черт забери, ему нравилось, когда она не покорялась!
Это было именно то, что всегда возбуждало и манило его в Рине. Но, не за это вампир полюбил ее.
Усмехнувшись, мужчина последовал за, все еще, молчащей девушкой.
О, нет, он пока не собирался позволять ей говорить. Ощущая вот этот ее гнев, Михаэль не сомневался, что едва она сможет, Рина выплеснет на него свое возмущение.
А, у вампира, были абсолютно,... совершено другие планы на нее, и ближайшее время с нею. Они будут делать очень многие вещи своими губами и языком, но, определенно, не говорить. О, нет. У Михаэля имелись более подходящие идеи...
Потом... потом, возможно она расплавится в его объятиях, растворится. И просто остынет, прощая Михаэлю такой "тираничный", по ее мнению, шаг. Хотя, а чего она могла ожидать от вампира? Тем более, когда мужчина был, просто напросто, одержим ею?
Михаэль настиг Сирину на середине витой лестнице, ведущей на крышу.
Его руки обхватили ее, пресекая возможный побег. Вплотную прижимая к его, возбужденному и напряженному телу. Пальцы вампира заскользили по изгибам тела любимой, рождая огонь.
Ох, он ощущал, как это пламя разливалось между ними, в слияние их тел. Пусть, пока и не таком, как хотелось бы мужчине.
Сейчас, у Михаэля была бездна времени, чтобы позволить растянуть их удовольствие..., вот только, вампир не был уверен, что на такое время - хватит его выдержки.
Он скользнул вдоль нее, мягко и протяжно трясь об Сирину, давая почувствовать любимой, как его напряженная плоть упирается в ее ягодицы.
И слышал, каким прерывистым и надрывным был ее, ответный, вздох.
Руки мужчина ласкали грудь Рины, разрывая, столь любимый и ею, и им, шелк.
Правда, они предпочитали видеть его в разном виде. Михаэль обожал шелк в виде лоскутов и полос, усеивающих пол, вокруг Сирины. Как любила она? О, но сейчас же, не в этом состоял вопрос, не так ли?
Пальцы накрыли полную грудь, терзая и мучая сосок, а вторая рука спускалась все ниже, продлевая надрыв на ткани, почти достигая того влажного жара, в который он так жаждал погрузить
Дьявол!
Михаэль не знал, куда делась, забыл о том, что, вообще, такое, выдержка. Все, что он желал, унять бешенное, сводящее с ума их обоих, желание, которое, почти до боли, терзало его.
Он наклонил свою голову, прикусывая ее шею, дыханием шевеля, щекоча ее колебанием коротких завитков волос. Лаская бархат кожи за ушком у Сирины, еще больше твердея на каждый ее тихий, и протяжный полувсхлип, полувздох.
– Я разрешаю тебе стонать, Сирина.
– Хриплый голос вынудил ее покориться, рождая низкий гортанный стон.
И это, добивало Михаэля.
Но, он сам пожелал услышать ее песнь.
Девушка жаждала, чтобы Михаэль погрузился в нее. Она хотела, чтобы он заполнил ее, сейчас, немедленно. Умирала от необходимости ощутить в себе его твердую плоть, которое наполнит ее влажную сердцевину, поникая настолько глубоко, насколько это, вообще возможно, и все равно, желая большего слияния с ним. Хотела, чтобы он начал двигаться внутри Сирины, подчиняя и забирая ее разум так же, как уже давно подчинил зависимую от его прикосновений и ласк, плоть. Вот что Михаэль слышал в стоне любимой.
Однако, они только начали эту ночь.
Его пальцы уже давно придали ее одежде именно тот вид, в котором он больше всего любил видеть Сирину. Никакой шелк не смог бы испортить красоту и покоряющее волшебство ее обнаженной кожи.
Мужчина развернул девушку лицом к себе, видя по затуманенным от страсти зеленым глазам, что она, пока, во всяком случае, забыла о своем сопротивление и возмущении.
Только, его касания, его губы, дразнящие скольжения его тела, трущегося об нее - вот и все, что наполняло Сирину, заставляя и его, теряться в сумасшествии ее желания.
Он прижал Рину обнаженной кожей спины к прохладе камней стены, рождая новый стон, от диссонанса их жара и этой прохлады, которые, тем не менее, рождали удивительную гармонию ощущений в ее теле, попадая друг с другом в резонанс. Усиливая, и так, почти невыносимое томление, лишь полугранью, не переходящее в боль.
Сирина, снова застонала, когда его губы захватили один ее сосок, облизывая, прижимая, мучая зубами. И, этот стон перешел в хриплый вскрик, когда Михаэль, не переставая терзать ее грудь, пальцами раздвинул влажный, истекающий желанием жар, уже давно готовый для него.
Она закричала от одного, медленного, наполняющего толчка его руки, задыхаясь в волнах первого оргазма, накатывающегося на нее. И Михаэль, ощущая, как плотно сжимается вокруг его пальцев ее плоть, почти не имел сил сдерживаться, понимая, что вполне может сорваться еще до того, как сам, полноценно, погрузиться в Сирину.
Однако, его любимая была не менее коварней его самого, а Михаэль так поздно осознал, что уж больно низко соскальзывает Рина, на ослабевших, после такого удовольствия, ногах.