Игры с призраком. Кон второй.
Шрифт:
— Вина тебе принес, — заметил ее взгляд мужчина. На стол кувшин поставил, кубок девушке протянул. — Ровен лично послал. Произвела ты на него впечатление.
— Надеюсь, отрицательное, — предательски дрогнул голос.
— Нет, по нраву пришлась. Смерть брата простил, а ведь любил он Малика… Малифа, — протянул Халене вино. — Пей, на травах добрых настояно, силы дает, кровь бодрит.
`Ради этого выпить стоит', - решила девушка, да к стыду своему сесть не смогла. Карол голову приподнял ей, напоил. Сел на край постели, задумчиво
— Шел бы ты, а? Спать хочу, — бросила та недовольно.
Кивнул согласно:
— Пойду. Вижу, не встать тебе в ближайшие дни, но иные думали, что и глаз более не откроешь… Поэтому предупреждаю, бунтовать не думай, сбежать тоже. В коридоре десяток стражников, вооружены как на битву. Понятно?
— Угу, — отвернулась, сдерживая кашель. Душил он ее, нутро жег. Кашляни — скрутит ведь от боли. При Кароле? Да лучше от удушья умереть!
Мужчина встал, поставил кубок на стол и вышел, плотно прикрыв дверь.
Халена закашлялась, уткнувшись в меховую подушку. И думала, сознание потеряет — до пота прошибло, до невольного крика. Скрючило тело от боли.
Сколько лежала, в себя приходя? И не думала, не считала — одно четко поняла и твердила втупую — не дать себя использовать! Бежать, уходить срочно! Нельзя здесь!
Повернулась со стоном на спину, зло в потолок уставилась: вставай! Потом поболеешь, потом полежишь!
Села рывком, глухо вскрикнув. Вцепилась в края кровати руками, чтоб обратно не упасть. Боль переждала и встала — потому что надо, потому что должна. А может, не может — сейчас не для нее.
Шаги как по тонкой планке, в дыму, в тумане — к окну.
Халена высунула ладонь в проем и, набрав полную пригоршню дождевой воды, плеснула себе в лицо. Полегчало. Звуки стали ясными, и туман перед глазами рассеялся, а что боль осталась — так куда ее? Пару минут на медленные вдохи и выдохи для четкой установки — идти! Боль и слабость — прочь! И неважно, что разум не сможет долго управлять израненным, уставшим телом. Пусть хоть полчаса ей отпустит и то хорошо. Впрочем, если есть цель, человек и мертвым дойдет. А цель есть.
Халена выглянула в окно и поморщилась — еще один подарок Карола — до земли бегов семь, а то и больше. Прыгать — самоубийству подобно, а ей выжить надо и до своих добраться. Значит нужна веревка и длинная. Взгляд вернулся в комнату, оценил простыни — подойдет.
Много времени ушло на то, чтоб сделать веревку. Узлы вязать нужно крепко, да и разорвать ткань не меньше сил приложить. А где их взять, если каждое движение, что удар под дых? Ничего, справилась, затянула последний узел, зубами себе помогая, и оглядев веревку, поняла — мало. Что же еще привязать?
Уткнулась лбом в каменную стену, пытаясь то ли туман из головы выгнать, то ли подумать. А в боку не то, что горит — вопит от боли. Далеко ли она уйдет с такой раной? Долго ли еще на ногах продержится? И вспомнилось неизвестно откуда: человек живет разумом
Ладонь к ране прижала, в окно выглянула, забыв, о чем думала. Опять в стену лбом уперлась — о чем я? Ах, да — где веревку взять…
Туманит мозг боль и слабость — так бы упала и забылась…
Веревка…
Головой тряхнула — очнулась. Какая веревка?! Ее полотном перевязали!
Задрала лохмотья безрукавки, принялась конец полотна нащупывать, потом разматывать. Больно — прилипло все намертво, кровью спеклось.
Ничего, ничего — узел связанной простыни в зубы сунула, чтоб не закричать, зубами стиснула и рванула ткань с тела.
— У-у-у…
Она ли это?
Очнулась, уже на пол по стене сползая.
Фигня все! — разозлилась на себя, на свое глупое непослушное тело и оторвала ткань от раны, не думая о последствиях не заботясь. Кровь ринулась наружу.
Халена с трудом поднялась, подошла к столу, шатаясь и оторвав маленький лоскут от импровизированного бинта, намочила вином. Приложила к ране, кровь останавливая, и зашипела, еще больше разозлившись на боль, что с разумом борется и никак не подчиняется.
А, плевать! — рявкнула мысленно то ли на себя, то ли на тех, кто за дверью этой комнаты, то ли на саму жизнь. Выпила вина и начала полотно к веревке из простыни крепить, потом к ножке кровати конец один привязала, другой в окно кинула. Достает ли до земли — частности, все равно иначе, чем дойдя до конца, не узнаешь — не видно ни зги.
Огляделась, стул пододвинула к окну и полезла. Потом подумает, права ли, и о мече пожалеет, и ладонью комнате помашет. Потом.
За карниз зацепилась и застыла наполовину на улице. А дальше никак — черно перед глазами и мысли лишь хвосты, как кометы, показывают.
Кое-как за веревку ухватилась и все ж сподобилась на улицу выбраться совсем.
Ногами в камень уперлась, лицо дождю подставляя, чтоб смыл жар, унял дурноту. Нельзя Халене сейчас раскисать, никак нельзя. Чуть позже бы…Гром, слышишь? Помоги…
Дейн не поверил своим глазам, увидев сначала веревку из окна, потом ту самую девушку, что мечом днем росков гоняла.
Сумасшедшая! — подумал, глядя, как она неуклюже выбирается из проема, висит на веревке, и ни туда, ни сюда.
Покосился в сторону стражницкой и затухающего костерка: счастье ненормальной — тихо. Один караульный спит, накрывшись с головой, остальных и вовсе не видать.
Снова на девушку уставился, затаив дыхание, следя за ее маневрами.
Халена руками цеплялась за веревку, ногами за уступы, а сознанием за что придется. Доползла до конца и поняла — не угадала с высотой стены и длиной веревки — прыгать придется. Сгруппировалась насколько смогла и грянула вниз. На ноги приземлилась, да не устояла — потеряла сознание.