Игры сильнейших
Шрифт:
Взгляд на кровать, и в памяти всплывает столько воспоминаний: Панси, она тоже на протяжении нескольких лет была важной частью его жизни. Слизеринец привык к этой девушке, она нравилась ему, вот только Драко её не любил. Гермиона. Точно в такой же комнате, в её копии, воссозданной Выручай-комнатой, он провёл с девушкой множество ночей. В одни из них он мучал её, доводил до истерик и слёз, получая животное, нечеловеческое наслаждение от лицезрения страданий подружки Поттера и бывшей девушки Уизли. В душе при этом он осознавал в такие моменты, какая он на самом деле мразь. Он не желал девушке зла, но безумно хотел заполучить эту строптивую заучку с некогда вечно растрёпанными каштановыми волосами и длинноватыми зубами, которые самолично волей случая исправил той ещё маленькой гриффиндорской девочке. Ещё на четвёртом курсе он влюбился в неё, осознавая, насколько это нелепо и глупо, насколько это нонсенс для
Грейнджер. Грейнджер. Грейнджер…
Почему она никак не идёт из его головы?! Почему раз за разом любые мысли и воспоминания возвращают его к ней даже теперь, спустя столько лет?! Неужели он ожидал, что выйдя с территории Азкабана, он увидит её, дождавшуюся его возвращения, не изменившуюся за эти годы, державшую за руку его сынишку? Да, чёрт подери! Он безумно этого хотел. Но разве жизнь хоть когда-либо давала ему то, чего он по-настоящему желал, чем грезил? Бывало, зачем темнить, но лишь на небольшой промежуток времени. Потом же забирала, в очередной раз демонстрируя эгоистичному мальчишке, что ничто не вечно, не стоит ждать чуда.
– Не стоит, - вслух вдруг повторил свои мысли слизеринец, что вернуло его к реальности, заставив кинуть взгляд на большие настенные часы. Уже пятнадцать минут прошло с тех пор, как он вошёл в свою комнату. И всё это время он провёл за размышлениями и воспоминаниями. Поджав губы, Драко прошёл к тумбочке, стоявшей подле его кровати, положил на неё свой небольшой свёрток, сопровождавший его с того момента, как он покинул пределы Азкабана, после чего отправился в ванную комнату. Подойдя к зеркалу, он мгновенно приподнял брови, увидев там обросшего молодого мужчину с уже довольно длинными спутавшимися белыми усами и бородой. Его волосы также отросли и были уже ниже плеч. Зажав рот рукой, мужчина покачал головой, осматривая весь этот ужас. В Азкабане не было ни малейшей возможности ни следить за собой, ни даже увидеть, каким он стал. В голове мелькнула глупая, но развеселившая слизеринца мысль, что не будь у него дома, он свободно смог бы выжить, прося в подворотнях подаяния. Никто бы никогда не узнал в этом заросшем молодом мужчине отпрыска древнего аристократического рода, а нацепи он шапку, даже возраст бы его понять не смогли. Разве что в магическом мире его могли бы спутать с этаким запустившим себя Люциусом Малфоем.
– Твинд! Килт! – громко позвал своих домовиков Драко.
– Да, хозяин? – появившись уже спустя пару секунд, хором произнесли эльфы.
– Килт, скажи моему отцу, что я немного задержусь. Твинд, поможешь мне избавиться от всего этого великолепия, - на мгновение поморщившись и отведя взгляд от зеркала, не желая видеть в нём себя такого, скомандовал лорд Малфой. Переглянувшись, домовики вновь кинули взгляды на своего вернувшегося хозяина, поклонившись тому, после чего Килт исчез…
***
Только спустя час Драко снова подошёл к зеркалу. Вновь, как и в былые времена, чистый, ухоженный, разодетый в дорогой чёрный костюм. Таким ему было привычней видеть себя. Такой образ даже радовал глаз, напоминая мужчине, каким он был до Азкабана. Вновь гладко выбритый, с подстриженными волосами, ставшими уже привычно не длинными, но и не короткими. Небольшая чёлка, разделённая на лбу. Наконец-то он вновь был собой. Разве что действительно изменился. Возмужал. Годы, проведённые в заключении, взяли своё, однако слизеринца даже радовало, что он вышел из Азкабана именно сейчас, будучи в самом рассвете сил. Было даже немного забавно. Прежде Драко выглядел старше своего возраста, сейчас же выглядел на свои годы.
Немного ослабив серо-зелёный в полоску галстук и расстегнув верхнюю пуговицу белоснежной рубашки, Малфой вернулся из ванной назад в свою комнату. Теперь он чувствовал себя намного лучше. Подойдя к столику, он взял свёрток и достал из него свою волшебную палочку. Все эти годы она пробыла в Азкабане на хранении в качестве улики. И его палочка, и палочка Гермионы Грейнджер, которую парень вытащил следом. Только сегодня их вернули бывшему
Шумно выдохнув, слизеринец сел на свою кровать и достал из пакета последнюю вещицу, хранившуюся при нём на протяжении последних четырёх лет – его письмо гриффиндорке. Письма были единственным способом связывать при необходимости с родными или друзьями, находившимися за пределами злополучной тюрьмы. Он помнил, как попросил лист бумаги и перо с чернилами, и ему выдали их. Почти два часа слизеринец писал письмо, занявшее у него на деле всего треть пергамента, тщательно продумывая каждое слово, однако он так и не решился его отправить. Раскрыв конверт, медленно достав из него сложенный пополам пергамент и развернув его, мужчина пробежался глазами по уже заученным наизусть за эти годы строкам, выведенным красивым аккуратным подчерком:
«Здравствуй, Грейнджер. Даже спустя десятки лет мне будет привычно называть тебя именно так. За последние три года мы ни разу не виделись. Я не знаю что с тобой, как ты, где ты и чем живёшь, однако искренне надеюсь, что твоя жизнь наладилась. Возможно, ты уже и не воспоминаешь меня. Я даже надеюсь на это. Тебе многое пришлось пережить, и я хотел бы, чтобы твоя жизнь теперь в корне изменилась в лучшую сторону. Возможно, сейчас я покажусь наивным глупцом, а быть может, и окажусь прав. Не знаю, ибо мне не известно, чем ты теперь живёшь. В душе таится небольшая надежда, что ты всё же решилась меня дождаться. Однако если это так, прошу, забудь меня и начни жить своей жизнью. Не хорони свою молодость в ожиданиях чуда. Впереди ещё четыре года. Если найдётся тот, кого ты полюбишь или кто полюбит тебя, быть может, им даже окажется Уизли, будь с ним. Стань счастливой, прошу. Если же мои первоначальные предположения верны, и ты уже живёшь иной жизнью, не вспоминая меня, просто сожги это письмо и никогда не вспоминай о нём. В любом случае, будь счастлива. Д.М».
Потерев глаза, слизеринец отложил письмо и откинулся на кровать. Конечно же, он врал ей. Он искренне надеялся, что несмотря ни на что Гермиона дождётся его, но разве имел он право просить её об этом?! Мудрые всегда говорят: «Если любишь – отпусти. Ведь она может вернуться»… Или же трусы, не способные бороться до конца?! В очередной раз, шумно выдохнув, молодой мужчина закрыл глаза. Он понимал, что должен был отпустить гриффиндорку в первую очередь для себя, но так и не смог этого сделать. В душе все эти годы таилась надежда, за которую он порой цеплялся как за спасательный круг, что девушка ждёт его, что дождётся. Он так и не сумел отправить это письмо. Эгоизм и тлеющая в душе надежда не позволили ему отказаться от этой мечты, ведь если она всё же ждала его, прочти гриффиндорка эта письмо, вдруг она исполнила бы его просьбу, и Драко оказался бы в итоге сам повинен в том, что однажды окончательно отпустил и тем самым потерял её. Вернись он тогда из Азкабана, если бы мужчина разыскал её, насколько больно бы ему было, узнай он, что именно отправленное годы назад письмо толкнули девушку в объятия другого, что из-за его собственных просьб она отказалась его ждать. Он не хотел рушить эту хрупкую надежду, ведь тогда у него не осталось бы ничего, ради чего мужчина стал бы держаться все эти годы, ожидая того дня, когда покинет пределы Азкабана. Но вот теперь он здесь, а где она? Чем живёт? Вспоминает ли о нём хоть иногда?
Цокнув языком, прервав свои неутешительные рассуждения, бывший слизеринец поднялся и посмотрел на настенные часы. С момента его возвращения в мэнор прошло уже полтора часа. Захватив свою волшебную палочку и привычно спрятав её во внутренний карман пиджака, мужчина поднялся и отправился в кабинет отца. Невежливо заставлять столько ждать. Преодолев расстояние, идя на этот раз мимо болтливых гобеленов с гордо поднятой головой, Малфой наконец-то дошёл до кабинета хозяина замка. Открыв дверь, он на мгновение задержался в проходе. Люциус Малфой привычно сидел за столом, копаясь в бумагах.