Игры скучающих купидонов
Шрифт:
— На дополнительные занятия не звал?
Томка — красавица каких поискать. Зеленые глаза, рыжие волосы, частые веснушки совсем не портят, а наоборот — придают очарования. Я всегда наслаждалась, глядя на ее живое лицо.
— Нет, а что?
— Запутает. Лучше своим умом дойти.
— А… Ой, моя!
Маршрутка поглотила Томку, а я встала на носочки, чтобы рассмотреть номер той, что ждала зеленый на светофоре.
— Ключева, садись, — к остановке подкатила машина Бойко. Распахнулась пассажирская
Я натянула шарф до самых глаз и осталась стоять на месте.
БАХ вышел из машины.
Громко посигналила подъехавшая маршрутка, он махнул ей рукой, затянутой в кожаную перчатку. Больно вцепился в мое предплечье и заставил пойти с ним.
— Ключева, что происходит?
Дворники со стуком скользили по стеклу, смахивая налипающий снег. Он валил крупными хлопьями и мешал понять, где мы находимся. Ледяная жижа с шипением расползалась под колесами.
— Я ненавижу Евклидово пространство.
— Давно?
— С тех пор как потеряла бюстгальтер.
Алексей Харитонович немного помолчал. Кожа перчаток так сильно натянулась на костяшках его пальцев, что, казалось, вот-вот лопнет.
Резко вывернулся руль, и машина замерла на обочине.
— Зачетка с собой? Давай сюда.
Он не стал ждать, когда я открою сумку. Забрал ее у меня и, вывалив содержимое на пол, откопал девственно чистую зачетку.
И тут же испортил ее.
Зачеткину девственность.
Щелкнув ручкой, написал «отлично» и размашисто расписался.
— Можешь не ходить на мои занятия.
Я и не стала.
Через год я уже училась в медицинском на фармфакультете и закончила его с отличием.
Тем снежным вечером в Евклидовом пространстве сгинула несчастная Софья Ковалевская.
Зато на свет появилась деятельная Мария Складовская-Кюри, которая больше не допускала ошибок в общении с преподавателями мужского пола. Не краснела, не бледнела. И до всего доходила своим умом.
— Гал, приходи сегодня ко мне ночевать. Так тоскливо что-то, — я вертела в руках шнур городского телефона.
Марь Степановна, оторвавшись от беседы с очередной старушкой о пользе и вреде клизмования, с беспокойством посмотрела на меня.
— Что? Опять прихватило? — Галка шумно жевала.
— Угу. Евклидово пространство засасывает.
— Жди. Часов в десять появлюсь.
— Что так поздно?
— У меня в восемь встреча с москвичами. Ну, помнишь, я им ресторан оформляла.
— Угу.
— Угу-угу. Ты словно филин в лесу. Сказала бы что-нибудь другое, приятное для слуха.
— Например?
— Целую нежно в левую сиську.
— С чего это вдруг?
— Ну, ты же там не одна?
Я оглянулась. Мне показалось или нет, что Марь Степановна теперь стоит гораздо ближе, чем была до этого?
— Ну?
На всякий случай оглянулась еще раз. Вдруг
Марь Степановна находилась уже в двух шагах от меня. «Только для лекарственного введения», — как ни в чем небывало настаивала она на конкретном способе применения клизмы. Правда, бедной бабульке, чтобы не терять словоохотливую собеседницу из вида, пришлось переметнуться к другому окошку.
— Ну так не теряй сноровку, поддерживай созданный нами имидж, — бубнила свое Галина.
— Ладно, — я прикрыла трубку ладошкой и громким шепотом произнесла: — Целую тебя, любимая, в левую сиську.
— Нежно?
— Нежно. Все. Ночью жду.
Старушка замолчала на полуслове. Марь Степановна, чудом оказавшись за моей спиной, поджала губы.
Я открыла дверь Галке с бокалом шампанского в руке.
— Даже меня не дождалась! — ахнула подруга, сдергивая с головы шапку с помпоном. Притянув к себе мой бокал, отхлебнула. — Ух, какое холодное! Нет, чтобы к моему приходу глинтвейн сварить. Я полчаса такси ловила, замерзла как собака.
— Я сейчас тебе ванну горячей воды наберу, согреешься.
— С пеной?
— С пеной.
Пока Галка гремела кастрюльками на предмет поиска еды, я сидела на краю ванны и взбивала ладонью пену с запахом розы.
— Все, прыгай!
— А я новый заказ оторвала! Пивной подвал буду делать, — Галина, поставив на стиральную машину бутылку с шампанским, сноровисто скинула с себя одежду и, наполнив бокал, залезла в ванну. Погрузилась по самый подбородок и в блаженстве закрыла глаза.
Я стукнула своим фужером об ее.
— За нас, самых умных…
— Самых красивых, — поддержала Галка.
— Самых талантливых.
Я запрокинула голову, чтобы выпить за чудесный тост до последней капли, но, утратив равновесие, соскользнула в воду. Пенная шапка обрадованно повалила через край ванны. Галка тут же включилась в игру, и вскоре сухими на мне оставались только тапочки.
Завернутые в простыни, довольные и слегка пьяные, мы повалились на кровать.
— Видел бы кто нас сейчас, в жизни бы не отбрехались, — Галина подтянула сползшую простыню, спрятав под ней грудь. — Но мы ведь не такие?
— Нет, не такие, — поддакнула я, с любовью глядя на свою подругу. Сейчас, когда на ней не было и грамма косметики, она была похожа на девочку-подростка. Тоненькую, беззащитную… Дурак Никита. Как мог не разглядеть? Такую только на руках носить, да в глаза, как в озера, смотреться. — Ты все еще любишь Никиту?
Спросила и испугалась.
Галка кивнула.
— Он, что, действительно к нам больше не придет?
— Когда-нибудь придет. Выбьет всю дурь из головы и заявится. Вот увидишь, — как можно увереннее произнесла я.