Игры судьбы
Шрифт:
Воду мы покупали у водовозов, которые развозили её по городу в больших бочках. Когда придёт время стирать – затопим баню, нагреем воду, настругаем мыла, добавим соды, нашатыря нальём – и кипятим часа два. Калека наша за огнём следит – подкладывает в огонь колючки. Кругом же пустыня, где дров взять? Потом хозяева сами полощут бельё, а уже вешаю сушить, снимаю и глажу – я.
Добрые хозяева купили мне сундучок, одеяло – это после собственного-то дома сундучку радуюсь! Завелось у меня своё хозяйство. И ему я не успела порадоваться – в комендатуре стало известно, что я из ссыльных. А тогда никакой связи между вольнонаёмными и осуждёнными не допускалось,
Сначала-то нас все местные боялись, думали, что мы преступники, особенно местные – каракалпаки. Потом поняли, что нас незачем бояться. Те из местных, что сначала убежали, стали возвращаться. Начали чему-то учиться у нас, дружить, даже жалеть. Меня послали на остров Возрождения, где больше одинокие работали. Год прожила я на этом острове посреди Аральского моря, оно тогда огромное было – корабли ходили! Нам было трудно, особенно зимой – пять километров было до места работы. Мы вязали рыболовные сети, сажали невода – на сорочок привязывали, готовили другие снасти к рыбалке.
А рыбы сколько было! Тоннами вытаскивали, а меньше не становилось – лещ, усач, жерех, сазан, судак, краснопёрка, осетр, шамая – сельдь. Кто из наших на острове Кугарал работает, кто – на Трёхгорке или на острове Авань, и везде рыбы – море! Пойдёшь погулять на пристань, видишь: подходят плашкоуты, астраханки (лодки) – рыбу выгружают носилками, на тачках везут взвешивать. Приёмщики сваливают её в лабазы на сваях. Тут же рыбу моют, чтобы удалить слизь, спускают на тачках в ледники. Там рабочие в фуфайках разравнивают рыбу в чанах палкой, солят. Когда она просолится, по мере надобности её вымачивают до кондиции и нанизывают по четыре штуки на вешалки, уносят под навес для просушки. Затем коптят и отправляют по назначению.
Жили мы в бараках, работали по восемь часов. Из того, что зарабатывали, высчитывали сначала по 20 %, потом – по 5 % – якобы за то, что «перевезли». А что каждый где-то имел дом, хозяйство, семью, детей и всё потерял – про то с кого МЫ САМИ должны были спросить? Никто не знал, что ждёт нас впереди… Я уж много раз убедилась – СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ, как мышью, а правильнее было бы сказать – ГОСУДАРСТВО…
Бригадиром у нас был Александр Никифорович Манузин. Его жена должна была вот-вот родить, когда его с ней и родителями выслали из УРАЛЬСКА В АРАЛЬСК. Их также разделили, и о судьбе жены он ничего не знал. Бригадир уделял мне знаки внимания, но я ещё надеялась на встречу с мужем – ведь я его любила. Потом из сильных молодых женщин организовали рыболовные бригады. Если у мужчин невод был 1000 метров, то у женщин – 500. Увезли нас в Офицерскую бухту – рыбачьте! Работали мы в две смены. Ловить рыбу надо на зорьке – утренней или вечерней. Тогда рыба идёт нереститься в тёплые воды, на прибрежные отмели. Бригадиром у нас опять был Александр Никифорович. Бежит, бывало, кричит:
– Айдате, девки, быстрее, зорька сейчас будет! – залезем мы в лодки, плывём, забрасываем невода-волокуши. Бригадир помогает забросить сеть, расправить мотню, а девчата на берегу воротушку крутят – вытаскивают крылья невода. Потом все вместе мотню вытаскиваем – в каждый заход килограммов по 200 рыбы бывало!.. Летом нас отправляли на огороды в Биг-Баули, год шёл 1933-й, голодный. На день нам выписывали по 400 г чёрного хлеба и по полкило сахара – на месяц. Хорошо, что бригадир был добрый:
– Ешьте, девчата, только нигде ничего не бросайте, чтобы не видно было, – и мы ели помидоры, огурцы, арбузы. Не сытые были, но и не совсем голодные. Жили в
Затем меня направили в город Муйнак, в устье Амударьи, на её впадении в Аральское море. Госпароходство, пристань, рыбозавод – он же и мясной завод – вот и все предприятия. Степь, только кое-где заросли джиды – карагача. Дома, построенные из камыша. Камыш косят зимой, вяжут шомы —
столбы из пучков его стеблей. Он там высокий растёт – по три и более метра. Ставят шомы вертикально, обмазывают глиной, крышу накрывают только кугой.
Сначала я на рыбозаводе работала, тяжело. Потом пошла
санитаркой в больницу и уборщицей в магазин. Супруги, Мулдаш и Зина, работавшие в магазине, сначала меня на честность проверяли – всё-таки ссыльная. Там деньги оставят, здесь… Потом поняли, что мне можно доверять, хотели из меня продавца сделать, но меня это не привлекало.
Почему-то мне очень хотелось работать в связи. Я малограмотная была, как и большинство тогда, а тут учитель русского языка, Андрей Иванович Антипенко, в 1935 году организовал курсы ликбеза. Я три месяца походила, научилась на счётах считать, писать. Но когда я всё же стала работать
на почте, то сначала терялась – не знала, сколько надо дать сдачи с рубля, если клиент купил марку или отправил телеграмму. Мне определили месяц испытательного срока. Со временем я перестала робеть, у меня стало всё получаться.
Мне уже передали, что муж с деверем живые, убежали, да боятся о себе весточку подать, поймают – тюрьма будет. К тому времени отца моего отпустили, но у себя в деревне он поостерёгся селиться, во избежание рецидивов. С сыном Иваном, моим мужем, уехали в Ташкент. Сколько лет ещё это будет продолжаться – неизвестно, замужняя, называется… Сижу как-то возле барака, вяжу носки и думаю – как жить дальше? Выходит со двора знакомый, Андрей Жигульский.
– Ты далёко? – спрашиваю его.
– Фотографироваться, айда со мной! – отвечает. Встала я, как была – в халате, с вязаньем в руках, так же и перед фотокамерой села с ним. И стал этот снимок нашим свадебным. Бабка его недовольна была:
– Что это тебе, девок мало? Взял замужнюю!
Саша Манузин, мой бывший ухажёр, сам приехал удостовериться, точно ли я замуж вышла? Постоял около моего окошечка на почте, повздыхал, уехал в Аральск, устроился ревизором в «Рыбкооп» – и тогда только женился. СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ…
Наконец, кончился наш срок, стали мы вольными, в 1936 году дали нам паспорта на руки, да скоро снова отобрали – записали нас в колхозники. Вот она, наша «воля»! Стала я мужу говорить:
– Ты что, всю жизнь рыбаком будешь? Давай учись! – перешёл он на катер, учеником моториста, выучился. На все руки был мастер! Купили мы досок, высушили. Он сам лодку сделал, привесили мотор – получилась моторная лодка. Была у нас и другая лодка – маленькая, железная, стал муж
на себя рыбачить. На столе всё рыба, рыба – варёная, жареная, пареная, вяленая, солёная, копчёная. «Хе» – из рыбы, пельмени – и те рыбные, как здесь картошка, так там – рыба. А мяса-то иногда хочется, но в магазинах в то время хорошего куска не достанешь.