Игры в апокалипсис
Шрифт:
Володя сразу же нашел свой крестик и крепко сжал его в ладошке.
– Что-нибудь еще хочешь взять? – спросила женщина в лимонной блузке.
– Нет, сейчас мне ничего не надо, – ответил мальчик.
Когда они выходили из квартиры, полицейский снова опечатал дверь и, обгоняя провожатых и ребенка, попрощался с ними.
Во дворе ждали две женщины и мужчина. Одна из дам с пышной прической представилась сотрудницей Министерства образования и науки. Она не стала подбирать какие-то особенные слова, возможно, многолетняя административная работа заметно облегчила ее лексикон. Чуть склонившись
– Володя, детям лучше жить с родителями, и мы нашли их тебе, – она повела рукой в сторону стоявшей рядом пары. – Это очень хорошие люди, они станут о тебе заботиться. У тебя будет своя комната и много игрушек.
Мальчик напрягся. В присутствии незнакомых взрослых людей он не мог выдавить из себя ни слова. Его будущие родители тоже растерялись, они не знали, как общаться с маленькими детьми, и боялись неверными словами или жестами испугать малыша. Женщина, одетая в скромное серое платье с кружевами по прямоугольному вырезу на груди, нервно комкала носовой платок, он был влажным, видимо, новоявленная мать плакала перед встречей с приемным сыном. Мужчина с пронзительными голубыми глазами и скудными остатками волос на голове тоже был неспокоен, хотя и старался не показывать этого. Но руки, которые он то заводил за спину, то, сплетая пальцы в замок, держал на животе, выдавали его взволнованность.
Володя опустил плечи, наморщил лицо, отчего стал похож на маленького старичка, смахнул кулачком, в котором по-прежнему сжимал крестик, навернувшиеся слезы и жалобно простонал:
– Я хочу к Поле и маме!
Солидная тетенька сразу же выдала, видимо, заранее подготовленную фразу:
– Полина уже взрослая девочка, она сама справится. А тебе нужно расти, набираться сил, и кто-то ведь должен о тебе заботиться.
Мальчик уже не вытирал слезы, он крепко прижал к груди обе руки, сжатые в кулачки, и стонал:
– Мама жива!
Женщина из министерства не стала успокаивать его, ровным голосом она произнесла:
– Если твоя мама найдется, мы обязательно вернем тебя ей, – она встретила недоуменные взгляды семейной пары, кивнула им – мол, эта фраза ничего не значит, обхватила рукой, усыпанной золотыми кольцами, туловище ребенка и повела, не без усилий, к машине.
Все, что произошло позже, Володя не помнил. У него кружилась голова, к горлу подступила тошнота, мальчик побледнел и, наконец, уснул. Автомобиль остановился у вокзала, Илья Федорович взял ребенка на руки и бережно внес в вагон поезда. Мальчик проснулся только в полдень следующего дня, когда поезд прибыл на небольшую станцию с серым двухэтажным вокзальным зданием, на котором, как прочитал Володя, была прикреплена табличка «Лиски».
Женщина была все в том же сером платье, она всю ночь, не смыкая глаз, просидела на полке рядом со спящим ребенком. Обняв мальчика за плечи, она ласково сказала:
– Не бойся, Вовочка, мы ничего плохого тебе не сделаем!
Володя не ответил, но и не стал возражать. Он покорно поплелся, держась за руку незнакомой тети, в здание вокзала. Вскоре все трое уже ехали на другом поезде. Дорога была недолгой, состав остановился у большого дома с фигурами людей на крыше. «Воронеж», – прочитал мальчик и стал размышлять, как бы ему лучше запомнить это название.
Наконец свежеиспеченная семья оказалась в квартире, обставленной со вкусом новой красивой мебелью и оборудованной необходимой техникой. Здесь было все, начиная от постельного белья и одежды для взрослых и кончая книжками и игрушками для ребенка. Но Володю это совсем не интересовало. Он лег на кровать, отвернулся лицом к стене и стал делать вид, что спит. На самом деле маленький человек с горечью думал о своей будущей жизни без мамы, бабушки и любимой им Полины.
24.
Гриф Пирсон открыл один глаз, веко второго не поднималось – на нем лежало что-то тяжелое. Над ним простиралось черное небо с блестками звезд и рогатым месяцем. Ни дуновения ветра, ни шороха, только горький запах трав и дырявое темное полотно над ним.
С трудом он подтянул вверх правую руку, провел по левой стороне лица и ощутил здесь какой-то бугор. Он стал осторожно отодвигать его в сторону. Холмик оказался большой горстью песка. Пирсон в несколько приемов смел его в сторону, очистил веко от оставшихся песчинок и, наконец, открыл второй глаз. Он облегченно вздохнул, сообразив, что зрение в порядке. Темное небо раздвинулось, и еще несколько минут Гриф смотрел на него, силясь вспомнить, как же он здесь оказался.
«Бумеранг, взрыв, – наконец, восстановил он в памяти события предшествующего дня. Еще через пару мгновений он обрадовался. – Я жив!»
Но в голову закралась еще одна мысль: «А, может, я ранен?»
Он попробовал пошевелить второй рукой, и ему это удалось. Правда, вытянуть ее не получалось: почти все тело было завалено толстым слоем песка. Свободной ладонью он стал разгребать засыпавший его холм, и вскоре пилот смог раскрепостить половину тела. Он сел и уже двумя руками начал откапывать нижнюю часть туловища.
Все, – и ноги, и руки, и живот, и даже зад, – оказалось в полном порядке, никаких следов ранения. Возможно, его спас песок, засыпавший большую часть тела. Только болела голова, да колючки поцарапали щеки.
Пирсон встал на четвереньки, немного постоял в такой позе, а потом – рывком – поднялся на ноги. Вокруг не было ни огонька, ни звука.
«Мне надо идти к людям, – решил про себя Гриф. – Но куда?»
Он покрутился на месте, еще раз посмотрел на звезды и пожалел, что не научился ориентироваться по ним.
«Что-то там связано с ковшом Большой Медведицы, – силился вспомнить пилот. – Кажется, на крайнем нижнем конце ковша – Полярная звезда, а она всегда указывает на север. Туда-то мне и надо».
Пирсон почти без труда нашел нужное созвездие, хотя оно находилось совсем не в том месте, где он его в детстве видел в родном городе Санта-Фе в штате Нью-Мексико. Он отыскал, как ему казалось, нужную звезду и, ориентируясь на нее, двинулся в путь. Вокруг расстилалась все та же безлюдная степь, скрадывающая расстояния, иногда Грифу казалось, что он топчется на месте, хотя шел уже несколько часов.