Игры в личную жизнь
Шрифт:
Мы спустились с ним на первый этаж. Благополучно миновали небольшой коридор с дверью в чулан. Пересекли гулкую, пустую столовую, которая в свете мрачного утра показалась мне еще более необжитой и холодной. Вышли в сенцы, и тут мой конвоир указал на утлую дверцу с веревочной петлей вместо ручки:
– Это здесь. Я буду на крыльце, если что...
Последняя фраза меня слегка развеселила. Чем, интересно, он может быть мне полезен в таком месте? Но утомлять его и себя выяснением этого вопроса я не стала. Включила свет, вошла в крохотный туалет и заперла за собой дверцу на огромный крючок. Чисто,
Я уже вымыла руки над крохотной раковиной, когда внимание мое привлекла аптечка, кое-как втиснутая под трубу горячей воды у самого пола. Конечно, я присела на корточки и выудила ее оттуда. Разумеется, открыла и обследовала содержимое. А когда все это сделала и вернула аптечку на место, то мыслям моим в голове стало тесно.
Зачем одинокому мужику, то есть Лукашину, в заброшенном доме иметь в аптечке женские гигиенические принадлежности? Да еще в ополовиненном состоянии? Я бы еще могла поверить в то, что это принадлежало или принадлежит его случайным подружкам, если бы не этот злополучный замок на двери чулана. Вот дался он мне! Вчера не давал покоя. Сегодня – опять... К тому же, когда парень, именующий себя охранником, вел меня мимо чулана, мне показалось, что замок в щеколде висит не так, как вчера. Показалось или нет?..
– Черт знает что! – прошептала я потрясенно и тут же вздрогнула, потому что дверь снаружи кто-то осторожно подергал. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем голос мой приобрел нормальный тембр. – Уже иду, как вас там... Какая нетерпеливая охрана!
Это был не охранник. За дверью стоял сам Лукашин и, прилежно выдавливая из себя благодушие, подозрительно смотрел мне в глаза.
– Ты чего, Васька, так рано поднялся?
Мне пришлось долгих пять минут многозначительно оглядывать его грязные ботинки, мокрые до колен штанины и влажные от дождя волосы, прежде чем он соблаговолил мне ответить:
– Переживал за тебя, Сашка-букашка.
– А-а, потому и запереть приказал? Говнюк ты, Лукашин! Хоть бы предупредил, что закроешь меня!
Мое неподдельное негодование неожиданно разрядило напряженную атмосферу. Лукашин заметно расслабился, облапил меня за плечи и тут же озабоченно пробормотал:
– Я тебе привез кое-что из одежды, Сашок. Если не будешь больше ложиться, иди умывайся и переодевайся. – Он принял из рук материализовавшегося из полумрака коридора охранника объемный пакет и потряс им перед моим носом. – Идем, провожу.
Мы не успели сделать по гостиной и пары шагов, когда раздался странный глухой звук.
– Что это?! – Мне пришлось вцепиться Лукашину в рукав пиджака, чтобы не споткнуться и не упасть, настолько жутким показался мне этот звук.
– А что? – Он непонимающе завертел головой в разные стороны. – О чем ты?
– Ты что, не слышишь? Вот же! Опять! – Звук повторялся снова и снова, шел он словно из преисподней и напоминал тягучий рокот огромного церковного колокола. – Лукашин, прекрати придуриваться! Вот же, опять!
Охранник вновь выступил из утренних сумерек подобно призраку и с принужденным смешком пробормотал:
– Так это в церкви неподалеку в колокол бьют.
– Да, да, конечно! – с заметным облегчением подхватил
Я много чего подумала. Очень много, но говорить с ним об этом не собиралась, по крайней мере, пока.
Какие, к черту, колокола могут звонить в пять утра, если это не пожар, не всемирный потоп и не второе пришествие? Откуда на Нагорной взяться церкви, если раньше ее здесь никогда не было? Какому сумасшедшему меценату понадобилось строить ее в этом районе, который еще несколько лет назад было решено отдать под строительство новых очистных сооружений? Во всяком случае, именно так мне рассказывала по телефону тетя Соня.
Нет, Лукашин, вранье твое очевидно. И ты это знаешь. Ты догадался, что я все поняла. Только старательно делаешь хорошую мину при плохой игре, чтобы я приняла на веру слова охранника. Кстати, об охраннике... За то время, что он вел меня в туалет, и теперь, пока мы стояли в столовой и слушали непонятный гукающий звук, он трижды – если не больше – поднимал вверх правую руку и молотил ею то по притолоке, то по лампочке на шнуре, что висела перед входом в туалет, а то и просто рассекал рукой воздух. – Волейболом увлекались? – я так резко притормозила и оглянулась на него, что занесенная им для очередного упражнения рука едва не задела меня.
– Что? А, это... – он снова попытался улыбнуться широко и открыто, но вышло плохо, потому что его бесцветные водянистые глаза мгновенно запрыгали с предмета на предмет, старательно обходя то место, где я стояла. – Да, играл за школьную сборную. А что?
Отвечать я не стала. Отвернулась и пошла за Лукашиным. А охранник так и остался стоять столбом посреди столовой. Ну и пусть себе стоит. Оторопь взяла из-за моих манер? Так и мне есть чему удивляться. И не в одной его невоспитанности дело. А например, в том, что там – за этой дверью?..
– Что там, Лукашин? – Мы как раз поравнялись с дверью в чулан, и теперь я нетерпеливо дергала за дверной замок. – Что ты там прячешь, Васька? Открой немедленно! Там... Что... Нет, неправильно... Кто там? Ответь мне! Мои дети... Они ведь у тебя, гад? Это ведь ты? Ты затеял всю эту игру? Зачем? Что тебе нужно?
Господи, я понимала, что меня понесло. Что нужно немедленно постараться взять себя в руки и закрыть рот. Что на мои вопросы мне никто не ответит, во всяком случае, присутствующие. Но разве смог бы кто-нибудь сделать это, когда Лукашин при первых же звуках моего голоса остолбенел, затем привалился к стене, а следом обмяк и сполз по ней на пол. Опешил, разволновался? Если так, то почему?
– Ты? Это ведь ты за всем стоишь, так? – нависла я над ним, когда он вдруг спрятал лицо в ладонях. – Тебе что-то нужно от меня. Что, я пока не знаю. Но что-то непременно нужно! Мой сын и невестка... Я чувствую, что они здесь! В аптечке женские гигиенические принадлежности, чьи они?! Ответь! Где ты прячешь ребят? В этом чулане? Открой дверь немедленно!
Тут он убрал ладони от лица и внимательно посмотрел на меня. Не как на умалишенную, нет. Как на вполне нормального человека. Просто взгляд его был несколько оценивающим. Словно он взвешивал что-то и все никак не мог решить, готова ли я к этому.