Игры в любовь

Хендерсон Лорен

Ей вдруг сделалось тепло и уютно, точно от кружки горячего шоколада со взбитыми сливками. Скотт хочет ее видеть! И не просто видеть — он зовет ее с собой во Флориду! Джуди едва не пустилась в пляс.

Только вот Салли не дает о себе знать, вспомнила она, и радость ее слегка потускнела. Интересно, спросила себя Джуди, а если бы это позвонил не Скотт, а Салли и предложила помириться, была бы она так же счастлива? И поняла — да, была бы.

Глава шестнадцатая

—

Господи, ничего ужаснее я не помню…

— Да ладно тебе, совсем не так ужасно, как Вечер Жидкой Лазаньи…

— Извини, но я не согласна: меня заставили разглядывать все эти кошмарные картинки и нахваливать каждую!Хуже надо мной никто не издевался…

— А тот рисунок с огурцом, помнишь?

— Еще бы! Я думала, лопну со смеху…

— Я изо всех сил старалась на тебя не смотреть, а то бы наверняка со стула упала…

«Это мой исследование в отношении мой сексуализация, здесь я применяй фаллосный символ, чтобы понимай мой зависть к пениса…»

— Боже, ну хватит! — Салли даже согнулась от хохота.

— «К несчастье, магазин был закрываться, вибратор я не купи и вынуждай писать эту огурец. Он замерзай в холодильник, но я француженка, а по тому находи в этом странно приятный удовольствие…»

— Ох, Джуди, перестань, уже живот болит…

Джуди изобразила Софи с картины: одухотворенное лицо и огурец, торчащий между ног. Салли снова забилась в агонии.

— Боже, они же меня услышат… — сказала она, преодолевая икоту и оглядываясь на дом Мика.

— Да брось ты, Софи до сих пор расписывает свою зависть к пенису, за ее болтовней они ничего не слышат.

— Аа-ах!

Салли медленно выпрямилась и вытерла слезы.

— Правда, больно, — пожаловалась она с упреком. — Я чуть не задохнулась.

— Не казните гонца, ваше величество. Ага, зеленый, пошли!

— Дело в том, — сказала Салли, когда они перешли через улицу, — что есть и совсем неплохие рисунки. Ну, не то чтобы действительно замечательные, слишком уж много самолюбования, но…

— Живописец она хороший. Она ведь живописец, верно? — Беседуя на подобные темы, Джуди всегда чувствовала себя не в своей тарелке. — Я хочу сказать…

— Скорее рисовальщик, — поправила Салли. — Линии у нее на самом деле уверенные, а иной раз и эффектные. Жаль только, она все время рисует только себя.Вряд ли она видит себя со стороны или в перспективе.

— Конечно, — сказала Джуди, по-своему понимая ее слова. — Но знаешь, я уважаю ее за то, что она не изображает себя этакой писаной красавицей. Если бы я себя рисовала, я бы точно сгладила свои недостатки.

— А она даже не пытается увеличить себе грудь или подтянуть живот, — язвительно согласилась Салли. — У тебя же есть ключи?

Джуди открыла дверь подъезда.

— Но я понимаю, что ты имеешь в виду, — продолжала Салли. — И я, наверное, несправедлива

к ней. Вот мы с тобой вечно бухтим, что журнальным красоткам наверняка и липосакцию сделали, и подтяжку. А французская воображала преспокойно выписывает свой дряблый живот и плоскую грудь, а мы над ней издеваемся, что она не топ-модель.

— Хотя лобком ей надо заняться непременно, — сказала Джуди, вызывая лифт.

— Вот именно. То есть я, конечно, согласна, это жуткий сексизм — требовать от женщины, чтобы она там все сбривала, натирала воском и все такое, но если бы у меня волосы отросли до колен…

— Не будем преувеличивать, буквально пара-тройка кудряшек на уровне бедра, — сказала Джуди с притворным сочувствием, и они снова покатились со смеху.

— И как Мик ее терпел? — удивилась Салли. — Он же вечно рассказывает анекдоты про волосатых женщин. Однажды я на неделю опоздала с депиляцией, так он заявил, что я как экспонат на уроке анатомии.

— Брилась бы тогда по утрам и не забивала себе голову.

— Между прочим, не такая уж я и волосатая. — Салли показала совершенно гладкую руку. — Сейчас красиво, но в старости превращусь в лысую старуху, — вздохнула она. — Ну да ничего, куплю себе классный набор париков.

Они вошли в лифт и замолчали. Тема была исчерпана, но обычно это их не беспокоило. Джуди и Салли привыкли молчать вдвоем, раньше это не тяготило. Однако теперь, когда их отношения дали трещину, им стало неловко. Обе не отрывали глаз от табло, на котором менялись номера этажей. Джуди даже не помнила, исправно ли табло, до сегодняшнего дня она его попросту не замечала.

Дверь со скрежетом открылась, они вышли, и Салли пробормотала, поворачивая к своей квартире:

— Ну, тогда до завтра.

— Ага, до завтра, — ответила Джуди, не желая идти на уступки.

Настроение у нее упало. Она-то надеялась, что этот вечер смягчит Салли, ведь ничто так не объединяет людей, как необходимость сплотиться против общего врага. Джуди была почти уверена, что Салли пригласит ее к себе. Естественно, она и сама могла бы пригласить Салли, но ей казалось, что первый ход должна сделать Салли, ведь это она обиженная сторона. Джуди вовсе не стремилась к мелодраматической сцене, но и сделать первый шаг не решалась, поскольку боялась, что Салли оттолкнет ее, вопросив, как может она доверять человеку, который был столь груб и жесток.

Наутро после ссоры Джуди нашла на коврике у двери белый конверт. Слегка дрожащими руками она торопливо вскрыла его и обнаружила листок бумаги, в который была вложена двадцатифунтовая банкнота. Стало очевидно, что скорого примирения можно не ждать — иначе бы Салли просто зашла. В записке Салли коротко извинялась за то, что погорячилась и оставила Джуди расплачиваться по счету. Несмотря на разочарование, Джуди невольно улыбнулась: как это похоже на Салли. Ох уж это ее приличное воспитание!