Игры Вышнего Мира

Авраменко Олег Евгеньевич

– Из всех гуманитариев остался только историк Эмервилль, – рассказывал Сондерс. – У него такой гадский характер, что дети предпочитают с ним не связываться.

– Да, он суров, – согласился Марк. – Помню, мы чуть ли не на цыпочках проходили мимо его кабинета.

– Кстати, – сказал Ульрих, – теперь кабинет истории находится на четвертом этаже, в четыреста седьмой аудитории. А шестьсот двенадцатой больше не существует.

– Как это не существует? – переспросил Марк. – Испарилась она, что ли?

– Да нет, просто ее замуровали. В коридоре теперь сплошная стена, даже нельзя заметить, где раньше была дверь. Правда, снаружи окна остались, но

только для того, чтобы не портить внешний вид здания. А изнутри они заложены кирпичной кладкой. Все это сделали четыре года назад, во время летних каникул. Тогда я еще не работал в школе.

Здесь, в северном полушарии Торнина, лето приходилось на октябрь, ноябрь и декабрь, а учебный год начинался в январе, одновременно с календарным.

– Ну и ну! – произнес Марк удивленно. – Зачем это понадобилось?

– Никто не знает. Кроме Ильмарссона, разумеется. Говорят, он самолично замуровал аудиторию, а строителей вызвал только для того, чтобы они навели порядок в коридоре – замазали кладку, где была дверь, и аккуратно перекрасили всю стену. А потом главный мастер установил такие мощные защитные чары, что пробиться сквозь них и узнать, что там внутри, совершенно невозможно.

– Но ведь пробовали?

– Само собой. Думаю, каждый из учителей пробовал… очень осторожно. Потому что Ильмарссон всех предупредил, что бывшая шестьсот двенадцатая аудитория теперь запретная зона. И тебя предупредит, обязательно. Два года назад, когда я только начал работать в школе, один ассистент – уже забыл его имя, кажется, он был с кафедры ритуальной и предметной магии, – так вот, он попытался взломать защиту через потолок пятого этажа. Не добился ничего, зато поднял тревогу. А тем же вечером собрал свои вещи и умотал отсюда.

– Главный мастер его выгнал?

– Да. Причем сразу, без промедления, даже не стал выслушивать никаких оправданий. Просто сказал: «Вы уволены. Прошу до завтра освободить вашу квартиру». И все.

– Круто, – сказал Марк. – А что об этом говорят? Ну, не о том ассистенте, а вообще о замурованной аудитории?

– Сейчас уже почти ничего, – ответил Сондерс. – Привыкли. Она стоит себе на месте, никак себя не проявляет, ничего с ней не происходит, вот все и стали считать ее просто чудачеством главного мастера. Может, он хранит там некие мощные и особо опасные артефакты, а может быть, держит каких-нибудь злобных зверушек, которых нельзя выпускать на волю.

– Но как? Ведь ты сам сказал, что аудитория кругом замурована.

Ульрих хмыкнул:

– Возможно, не кругом. На нашем этаже, точно над ней, находится квартира Ильмарссона.

– Ага! – сообразил Марк. – Вход сверху?

– Вот именно. Вряд ли это случайное совпадение. Наверняка он выбрал шестьсот двенадцатую именно для того, чтобы всегда иметь туда доступ, закрытый для других. К тому же теперь и квартира главного мастера защищена такими же мощными чарами, а раньше, я помню, они были гораздо слабее. Согласись, все это неспроста.

– Да, неспроста, – согласился Марк.

Позже Сондерс предложил вместе пообедать, и хотя Марк не чувствовал себя голодным, отказываться не стал. По пути в столовую они повстречали двух молодых женщин, скорее даже девушек, ровесниц Ульриха или чуть моложе (а может, чуть старше), одетых в учительские мантии. Сондерс познакомил с ними Марка; одну из них, сероглазую брюнетку, звали Гвен Фицпатрик, а другую, со светло-русыми, почти белокурыми волосами и синими глазами, – Андреа Бреневельт. Обе были ассистентами преподавателей, причем Андреа оказалась

коллегой Марка – она тоже работала на кафедре обшей магии.

После короткого обмена любезностями девушки пошли дальше по коридору, а Марк и Ульрих свернули на лестницу и стали спускаться вниз. Когда они миновали два этажа, Сондерс произнес:

– Мы да они – это вся молодежная часть учительского коллектива. Так сказать, команда юниоров. А всем остальным уже за тридцать. – Затем помолчал немного, почему-то вздохнул и добавил: – Аппетитные цыпочки, правда?

– Да, – рассеянно ответил Марк.

Он тоже думал о Гвен и Андреа, однако его мысли были напрочь лишены какой-либо сексуальной окраски. Обе девушки показались ему смутно знакомыми, и теперь он силился вспомнить, где и когда их видел. Но безуспешно…

– Жаль только, что обе они жуткие недотроги, – огорченно продолжал Ульрих. – Еще в самом начале я пытался приударить за Андреа, но она меня сразу отшила, решительно и бесповоротно. Гвен, правда, не такая суровая – за полтора года аж четыре раза позволила сводить себя в театр. С такими темпами мы лет через пять начнем держаться за руки. Порой мне кажется, что Гвен с Андреа… ну, ты понимаешь.

Марк понял.

– Ты это серьезно?

Сондерс пожал плечами:

– Никаких доказательств у меня нет, одни лишь подозрения. Но ты сам посуди: если две молодые девушки упорно игнорируют мужчин и постоянно вместе – как тут не заподозрить! Только об этом лучше помалкивать – если Ильмарссон услышит, может здорово разозлиться.

– С какой стати?

– Говорят, что Гвен – его дочь. И это, мне кажется, весьма смахивает на правду. Если хорошенько присмотреться, то между ними можно заметить некоторое сходство – правда, слабенькое. По слухам, Гвен родилась высшим магом, но чуда, увы, не случилось – в трехмесячном возрасте ее колдовской дар нивелировался до обычного доминантного.

Теперь Марк вспомнил. Еще когда он учился в школе, среди учеников ходили туманные сплетни о том, что лет двадцать назад Ильмарссон отвез свою недавно рожденную дочь в какой-то далекий архипелаг, там оставил ее на попечение приемных родителей и больше с ней не виделся. И Марк, и Беатриса считали эти россказни сплошной ложью, они просто не могли поверить, что главный мастер был способен на такой бездушный поступок. Однако позже Марк начал понимать, что в жизни все бывает. Тем более – в долгой жизни высшего мага. Давно, еще в молодости, у Ильмарссона были дети, но он их пережил, как потом пережил и внуков, и правнуков. Эти потери отбили у него всяческую охоту заводить в дальнейшем детей, и спустя много времени, когда вдруг родилась дочь (наверняка нежданная и нежеланная) и у нее нивелировался дар высшего мага, Ильмарссон решил поскорее вычеркнуть ее из своей жизни, чтобы в будущем не испытывать горечь новых утрат. Но, как видно, его решимости хватило только на два десятилетия. А может, он понял, что уже начинает сдавать, и таким образом у его дочери появился шанс дожить до похорон отца…

– Вот что, Ульрих, – сказал Марк, остановившись на площадке между вторым и третьим этажами. – Извини, но мне совсем расхотелось обедать. К тому же есть еще одно дело: я должен посмотреть, как устроилась новая ученица, которую приняли в школу по моей рекомендации.

Они попрощались. Сондерс двинулся дальше вниз, а Марк стал медленно подниматься обратно на седьмой этаж.

«Ну, вот видишь, – говорил он себе, – всему нашлось нормальное объяснение. А ты уже вообразил невесть что, ударился в панику…»