Их было четверо

Гордашевский Петр Феофилактович

Добравшись до надёжного убежища в одной из воздушных клеток листа нимфеи, путешественники свалились как мёртвые, даже забыв поесть. Им хотелось только одного: спать!

Утром они встали отчаянно голодные, но весёлые.

Катя, приготавливая «чай» из сладкого сока, добытого Тимой в ситовидном сосуде, даже напевала.

Плотно поев, путешественники вышли на поверхность и с наслаждением вдыхали тёплый, душистый воздух. Они решили пройти сегодня столько, сколько смогут, опять переночевать в одной из клеток листа, а завтра рано поутру начать «восхождение»

на цветок.

Поверхность листа была гладкая, словно полированная. Кое-где попадались невысокие холмы, а в них – устьица. Ведь у листа нимфеи устьица расположены на верхней стороне, потому что нижняя плавает в воде и воздуху там нет доступа.

Идти по листу легко – просто приятная прогулка. Двенадцать километров – так подсчитал Тима – они пройдут не торопясь, спокойно, отдыхая, когда захочется. Всё равно сегодня им до цветка не добраться. Завтра они переплывут «пролив», отделяющий лист от цветка; «пролив» не так уж широк, и, надо думать, они тоже без особого труда преодолеют это последнее препятствие.

Последний привал путешественники сделали на «берегу пролива». Здесь они проведут ночь, укрывшись в одной из воздушных клеток.

Спать не хотелось. Вечер был тёплый, ясный, светила полная луна.

Огромным красным шаром поднималась она всё выше и выше по небу. Воздух был неподвижен. Где-то в вышине носилась мошкара, громко гудели комары, но они не слишком мешали нашим путешественникам – на лист не садились, летали сравнительно высоко. Путешественники были так малы, что им не угрожали комариные укусы, – комары их просто не замечали.

Тима уселся, поджав под себя ноги; Катя – в своей любимой позе, охватив колени руками. Оба наслаждались покоем, чистым воздухом. Их охватило чудесное ощущение безопасности. Ведь в крайнем случае им всегда легко будет нырнуть в одну из клеток листа и притаиться там. Еды достаточно. Хотя концентрата и не осталось, но к их услугам были, правда и порядком надоевшие, крахмал и сладкий сок.

Катя и Тима молчали долго-долго. Каждый думал о своём. Катя мысленно перебирала все подробности последних дней. Как они сидели возле гробницы прекрасной Джохор, где впервые она услышала о лаборатории превращений; как они рано утром тайком пробирались в «домик». Потом Катя видела себя в пещере, где они скрывались от наводнения. Потом вспомнила, какой страх охватил её внезапно, когда она увидела в уменьшитель двух девочек, собирающих цветы. Испугали её, конечно, не дети, а та бездна, что отделяла её от всего мира. Потом эта бешеная качка. И, наконец, пруд… Тут Катя вспомнила, что до сих пор так и не знает, почему Виктор и Ван ушли вперёд.

– Тима, я всё хотела спросить, – сказала Катя, – как всё произошло? Почему с нами не было Виктора и Вана?

Тиму этот вопрос застал врасплох. Ему не хотелось рассказывать Кате о своей ссоре с Виктором. Он считал, что Виктор был виноват во многом, но зачем об этом говорить? Особенно в отсутствие Виктора. Вот если бы он был здесь, ну тогда другое дело… Да и то не стоило, пожалуй, спорить, кто прав, кто виноват. Тима наспех сплёл какую-то невразумительную

историю, как он послал Виктора на разведку, стараясь выгородить товарища.

Катя чувствовала, что Тима чего-то недоговаривает.

– На какую разведку? – спросила она.

– Да так, понимаешь, хотел кое-что выяснить.

– Что именно? – неумолимо допрашивала девочка.

Тима досадливо отмахнулся:

– Ох, я не помню… Ну что ты пристала?

Катя немного обиделась. «Наверное, сделал какую-нибудь глупость, а теперь не хочет признаваться», – решила она и замолчала.

Тима видел, что она обиделась. Ему хотелось как-нибудь загладить впечатление от своих резких слов, от явного нежелания отвечать на её вопросы.

Тима весело хлопнул её по плечу:

– Ничего, старушка, всё будет в порядке! Представь себе, как все удивятся, когда на чёрной плите вдруг станет что-то расти, расти и появимся мы верхом на пчеле! Здорово?

– Почему верхом?

– Ну, может, и не верхом. Это неважно. Что-нибудь в этом роде.

– Тима, неужели же настанет день, когда мы будем только вспоминать обо всём этом… И лист, такой огромный сейчас, как остров, мы снова увидим маленьким, сможем его сорвать, держать в руках, делать с ним, что захотим… Как это странно!

– Ты только вспомни, как мы потеряли друг друга там, на дне! Ведь было куда хуже, чем сейчас, правда?

– Правда, Тима!

– А будет совсем хорошо. Главное – держаться друг друга. Вдвоём мы с тобой горы своротим.

Луна уже поднялась высоко. Она освещала и воду, и чуть всхолмленную поверхность листа. Стало тихо-тихо. Всё вокруг дремало.

– Да, Тима, – задумчиво произнесла девочка, – одиночество – это самое страшное… А мы не одни. Значит, всё будет хорошо!

Утро, сверкающее, свежее, душистое, застало путешественников за работой: они строили плот.

Собственно, постройка была не очень сложной: нужно было только срезать кожицу листа, покрытую тончайшим слоем воска. Вот и весь плот. Вооружившись ножами, Катя и Тима ползали по листу, вырезая небольшой кусок, ровно столько, чтобы уместиться на нём.

Столкнув плот в воду, они положили на него своё имущество, состоявшее из одного футляра с радиомаяком, и уселись сами. Что касается скафандров, то путешественники решили надеть их на случай, если плот перевернётся. Кроме того, спокойнее было плыть в скафандрах ещё и потому, что не было страха их потерять.

Катя и Тима легли на живот и за неимением вёсел подгребали руками.

Плот отлично держался на воде. Плыл он медленно. Понадобилось около двух часов, чтобы добраться до цветка.

Кувшинка возвышалась огромной горой, ослепительно белой в лучах утреннего солнца. У путешественников даже глаза заболели от этого яркого света; так слепит чистый снег в холодной снежной пустыне. Катя и Тима старались не глядеть на белую стену.

Наконец плот подплыл вплотную к цветку. Путешественники вскарабкались на огромный зелёный чашелистик; они решили войти внутрь его и по клеткам добраться до сосуда, который доставит их в середину венчика.