Их позвал горизонт
Шрифт:
Эта запись в дневнике датирована 25 января 1872 года. Понадобилось четыре месяца, дабы понять, что "хорошо" звучит по-папуасски как "ауе"!
Нет, не просто давался язык. Еще труднее было завоевать доверие.
Несомненно, Маклай всегда был искренен, без искренности нет доверия. Но в то же время он строил свое поведение по некоему продуманному сценарию с учетом особенностей психологии папуасов.
Он лечил жителей окрестных деревень, дал им гвозди, ножи, топоры, научил выращивать дыни, тыквы, папайю, кукурузу. Русские слова "нож", "тапорр", "арбуз"
Маклай искренне хотел быть полезным, хотел стать другом для папуасов. И тем не менее всегда сохранял дистанцию, преднамеренно окружая себя неким ореолом таинственности.
Вы помните, наверное, как ночью, украдкой Миклухо-Маклай хоронил Боя, не желая, чтобы папуасы узнали о смерти слуги белого человека. Как поджег он в блюдечке спирт и как папуасы упрашивали его "не зажечь моря".
Часто и самые невинные действия Маклая — приготовление ко сну, чаепитие — казались туземцам загадочными.
Когда по незнанию он нарушал какие-то "табу" — оставлял недоеденным кушанье или беззаботно отбрасывал в сторону банановую кожуру, туземцы и это считали проявлением "неземного" могущества.
Каарам-тамо — "человек с Луны".
Папуасы верили, что Маклай умеет летать, может вызвать и прекратить дождь или землетрясение, обеспечить успех в военных действиях.
Он был добрым волшебником — дарил, лечил, предупреждал войны между деревнями. И однажды пришли к нему "тамо боро" — большие люди, вожди окрестных деревень, чтобы просить его остаться навсегда с ними, стать "тамо боро-боро"…
Пятнадцать месяцев прожил Николай Николаевич среди папуасов. Потом в июне 1876 года вновь вернулся на Берег Маклая. "Я держу слово и возвращаюсь не единственно как естествоиспытатель, а также как и "покровитель" моих черных друзей… Решился защищать, насколько могу, их правое дело — их независимость в случае европейского вторжения".
Уже тянулись к Новой Гвинее руки колонизаторов — голландцев, англичан, немцев, американцев. Не приходилось сомневаться: "Колонизация… кончится истреблением папуасов".
Болезни, алкогольные напитки, проституция, торговля людьми — далеко не исчерпывающий список злодеяний колонизаторов.
Очевидец писал: "Охота за черными была любимым спортом колонистов. Выбирали день и приглашали соседей с их семьями на пикник. После обеда джентльмены брали ружья и собак и в сопровождении двух-трех слуг отправлялись в лес искать черных. Иногда им удавалось подстрелить женщину или одного-двух мужчин.
"Охота на черных птиц" — назывался этот "вид спорта".
Эрнст Геккель считал, что "черные" близки к питекантропу, что они лишь некая промежуточная форма в ряду переходных видов от обезьяны к белому человеку.
Такие взгляды становились знаменем расизма, служили "оправданием" колониальных притязаний.
Наука о народах существовать вне политики не может!
Николай
Утверждали, например, что у папуасов волосы якобы растут пучками, что у них какая-то особенная жесткость кожи, "неполноценный" череп, что с обезьянами их "роднит" оттопыренный в сторону большой палец ноги…
Эдакая глупость!
Николай Николаевич доказал, что волосы у папуасов растут "совершенно так же, как у европейца". Что жесткость кожи отнюдь не врожденная и возникает исключительно по причине незащищенности тела папуаса от постоянного воздействия солнца, ветра, дождей. Оттопыренность большого пальца объясняется тем, что папуасы, не зная крючков, используют ноги при ловле рыбы.
Миклухо-Маклай описал эту необычную ловлю: "…вода там была немного ниже колен, и дно, разумеется, хорошо видно. Вдруг Туй сделал энергичный прыжок, и одна из рыбок оказалась пойманной. Туй ловил их ногой. Он сперва придавил ее ступней, потом поднял, ухватив между большим и вторым пальцем ноги".
Множество единичных наблюдений, фактов приводили к одному и тому же выводу: условия обитания, уклад жизни полностью объясняют — и определяют! — особенности строения тела папуасов, даже цвет их кожи.
"Дойдя… при помощи беспристрастного наблюдения до положения, что части света с их разными условиями жизни не могут быть заселены одною разновидностью species homo… и додумавшись, что поэтому существование различных рас совершенно согласно с законами природы, приходится признать за представителями этих рас общие права людей и согласиться, что истребление темных рас не что иное, как применение грубой силы, и что всякий честный человек должен восстать против злоупотреблений его".
Николай Николаевич мечтал образовать независимый Папуасский Союз. Он хотел надеяться, что сумеет еще предотвратить вторжение колонизаторов. Он шлет письма, телеграммы: генерал-губернатору Нидерландской Индии, статс-секретарю английских колоний лорду Дерби, премьер-министру Великобритании Уильяму Гладстону, рейхсканцлеру Германии Отто Бисмарку…
Гладстону: "Мы искренне надеемся, что имперское правительство не признает и не поддержит политику насилия, людокрадства и невольничества".
Бисмарку: "Туземцы берега Маклая отвергают германскую аннексию…"
Он сам прекрасно понимал: "Мои увещания пощадить "во имя справедливости и человеколюбия" папуасов походят на просьбу, обращенную к акулам не быть такими прожорливыми!"
Только через двенадцать лет, в августе 1882 года, Миклухо-Маклай приехал в Россию.
"Желтовато-бледное лицо его носило на себе отпечаток испытанного горя, страданий… И худые щеки, и тусклый взор, и впалая грудь, и еле слышный голос, и частое хватание за бок достались путешественнику как вечные, неудалимые знаки, которые наложили на него испытанные им лишения и болезни".